Желание опрокинуть рюмку возникает внезапно. Коньяки-виски дарят регулярно (традиция!), под письменным столом целый склад; а поскольку трудовой день закончен, да и компаньон имеется, нет повода не выпить. Борисыч выпивает понемногу; Ковач опрокидывает смело – чудодею, как представляется, море по колено. Говорят о съемочной группе одного из телеканалов – те обещали подъехать, да что-то никак не доберутся. А ведь могли бы сенсацию раздуть, как французы или корейцы! Умеют за рубежом необычное разглядеть, владеют пиар-стратегиями, а наши?! Знать не хотят о том, что видеоматериалы о Коваче уже полмира объездили, кучу призов получили на фестивалях в Амстердаме, Лейпциге, Торонто, Ямагато… «Где-где, Борисыч?!» – «В Японии», – поясняет помощник, следящий за мировой славой, что разрастается день ото дня. Ковачу, погруженному в Марианскую впадину безумия, не до того, но вот
Замолкнув, Ковач озирает комнату, скользит взглядом по картотеке и внезапно отвечает себе: не в своем! С вами, дескать, что-то произошло, коллеги, вы отошли от изначального замысла, вы – ошибка Создателя, его брак! И те, кто здесь путается под ногами – участковые с их солдафонским юмором, местные медицинские чинуши, – такой же брак; и не факт, что поправимый. Понятно, что
– Думаете, мы связаны с высшими силами? – спрашивает Борисыч. – Хотя о чем я… Конечно, связаны! Сейчас, запишу…
Борисыч начинает выводить закорючки, что предстают сакральным шифром, ключом к важнейшим тайнам мироздания. «Пиши, Борисыч, твои анналы будут читать через века, в них что-то удивительное, потрясающее!» Закончив, помощник рвется звонить на ТВ, но Ковач пресекает порыв – унизительно зазывать кого-то в Мекку. «Как там у классика? Сами придут и все дадут!»
Утром Борисыча накрывает похмелье, а надо ехать закупать пластилин. Значит, слезай с котурнов, Ковач, садись за руль: ты тоже хватил лишку, но материал нужен до зарезу. И вот дорожные бугры позади, он въезжает в поселок, чтобы вскоре затормозить. Налево или направо? Помощник давно научился ориентироваться в хитросплетении здешних улочек, Ковач же ориентацию теряет. Небольшое, в сущности, поселение предстает лабиринтом, в который въехать можно, а вот выехать… Приходится прибегнуть к помощи аборигена, на удивление бестолкового и на редкость многословного.
– На Комсомольскую сверни. Потом на эту… На Пантыкина! Знаешь, кто такой Пантыкин? Не знаешь?! Ну даешь… Это ж партизан местный! Ему памятник стоит в Гремячем. Гремячее – это село, верст десять отсюда будет. Не бывал там? Съезди, там мед хороший продают… У нас-то этим не занимаются, не-а! Бросили, а почему? Потому что поля гречишные перестали засевать! Пчелы – они гречиху любят, ага, а если ее нет?!
Мужичок в кепке и телогрейке, похоже, готов прочесть целую лекцию, хотя Ковача интересует исключительно канцелярский магазин. Он буквально клещами вытаскивает нужную информацию, движется по указанному маршруту и вскоре понимает: заблудился. Вокруг неказистые частные домики, прямо по курсу – бетонный столб с гнездом аиста, только аисты улетели – осень на дворе. И люди отсутствуют, так что выбирайся сам, Ковач. Ты привык выбираться сам, даже странно, что тебя, двойного победителя, охватывает тревога, едва ли не паника. Соберись, все получится!