Читаем Пленники Амальгамы полностью

А та ноль внимания! Присмотревшись, вижу, что на всех листках изображено одно и то же: черный квадрат. Листки раскладываются веером, будто пасьянс, из которого вынимается листок с самым большим квадратом.

– Зачем? Не знаю, тянет сюда. Не против, если порисую?

Внезапно на пороге возникает хозяин, врубает свет, оглядывает цепким взглядом и – просит на выход:

– Вечером занятия, друзья мои, пока отдыхайте…

Перемещаемся из прохлады на солнцепек, где моя визави натягивает на голову капюшон. На фига?! А та загадочно усмехается, мол, участились радиоактивные осадки! Отсюда а) снижение рождаемости, б) рождаются неполноценные младенцы. А рожать неполноценного запрещено! Именно ей, Майе (ага, ее зовут Майя!), запрещено, а почему – нельзя говорить, тайна!

Как ни присматриваюсь к фигуре, не различаю даже намека на беременность. Наверняка выдумывает, как один придурок из Пироговки, что рассказывал соседям по палате, мол, вот-вот рожу двойню! Проблема рассосалась, когда вогнали запредельную дозу галоперидола – «беременный» сам превратился в младенца, по уровню интеллекта уж точно.

– А что за рисунки? Вообще-то я это уже видел…

Майя вынимает из папки листок.

– Думаешь, копирую Малевича? Ничего подобного! Это гроб Осириса! И мне надо выбраться из гроба, обязательно! Но пока не получается…

Чушь, изрыгаемая собратьями по несчастью, невыносима, меня тошнит от гробов Осириса, радиоактивных дождей да и от себя тоже. С одними не хочу сосуществовать, с другими – не могу, не дотягиваю! А главное, что эти неполноценные создания тоже зеркала, в которых отражаюсь я, от них почти неотличимый. Если бы имелась возможность выправить отражение!

Или возможность есть? Спустя час или два, когда наступит моя очередь, я окажусь с хозяином форта тет-а-тет… Нет, не совсем так. Будет третий, из пластилина, и мы оба начнем его формовать, еще рельефнее изображая глаза, нос, брови… Хозяин – в роли локомотива, что запускает движение, то есть без него и впрямь ничего не получается; следом – я, в роли вагона-теплушки, что еле тащится по рельсам, стуча на стыках колесами. А надо, чтобы с ветерком! Чтоб выглядеть современным вагоном скоростного экспресса, мчащего в прекрасное будущее!

Ага, в прекрасное! Разогнавшись, экспресс сойдет с рельсов и полетит под откос – в точности как самолет, входящий в штопор!

Лежа на диване в комнате, ловлю последние отблески солнца на потолке, затем вскакиваю и кружу по комнате. Слава богу, я один, будь тут Джекил – точно бы огреб! А ведь обязательно притащится! «Ну, пошли?» – пробормочет неуверенно, ведь чем ближе сеанс, тем больше упираюсь, выпуская шипы и забиваясь в угол. Казалось бы, меня хотят вытащить из ада, помочь, я же отбрыкиваюсь, испытываю отвращение к процессу, а инициатора – ненавижу. Не надо вытаскивать, я привык, хочу остаться Максом Неизвестным! Вглядываться в зеркального двойника?! Пытаться его понять, выстраивать с ним диалог?! Не хочу! В аду есть свой уют, своя прелесть, не трожьте меня!

Тут и не спишь, а все равно что в кошмаре пребываешь. Джекил заглядывает в дверь, я же вижу лишь отвратного и презренного хуматона, что желает меня, представителя высшей расы, заставить что-то делать поперек моей воли. «Да как ты смеешь, чмо?! Мстишь за неблагоприятный посмертный гороскоп?! Увы, что в этой жизни, что в другой – у вас, убогих, никакого просвета! Только мы, людены, будем пребывать в благостной вечности, считай, в нирване, вам же этого не дано!»

– Опять бастуешь? – произносят устало. – Учти, больше шансов не будет!

– Будет! – выкрикиваю из угла. – Это у вас никаких шансов, у меня их – миллион!

Спустя час возбуждение уходит, лежу в одиночестве и, как уже бывало, хочу исчезнуть из жизни. Запаковаться в гроб Осириса, влезть внутрь черного квадрата и раствориться в этой черноте навсегда. «Все есть зло. Зло есть бытие вещей, жизнь – зло, порядок и государство, законы, ход развития Вселенной – исключительно зло!» Вспомнил: это сказал Джакомо Леопарди! Или Чоран? А-а, неважно, в любом случае покинуть лежащий во зле мир – не жалко!

Я обозначаю подобное состояние ЗОВ НЕБЫТИЯ. Когда-то я вызывал его специально да еще сокурсников провоцировал, дескать, эпоха Просвещения кончилась полным фиаско, поскольку знающий человек стократ несчастнее того, у кого мозг представляет собой tabula rasa. Мы родились исключительно для мучений и, как ни странно, завидуем наивному сознанию жителей предыдущих эпох. Парадокс: предки завидовали тем, кто будет жить через сто, двести или триста лет после них, а оказалось – завидовать-то нечему! Мы летаем с континента на континент за считаные часы, мы влезли внутрь атома и заставили его на себя работать, мы на пороге создания искусственного мозга, – а счастья нет! Наивные тихоходы из прошлых эпох были в каком-то смысле счастливее нас, всемогущих!

Каков выход? Элементарно, друзья: надо шагнуть за пределы этого мира и захлопнуть за собой дверь. Адью! Оревуар или, проще говоря, досвидос!

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги