Платоника и Плутос

Зла в каждом граде дань приносят в виде скорбного чела.

Ведь грешник оный, сотворивши, ощущает сердцем

Грязь, омывши, забывает и к телу чужому вновь тянется рука.

Вот так Мария горестно жила отдаваясь тельцем,

Не видевши в том дурного, любила пол мужской без боя покорять,

Они не супротив, влекомые, принимали прелесть, возгораясь.

Обмануть легко мужчину самолюбие его погладив,

Вскоре хвалиться станет о покоренье,

Не понимая, что его самого покорили, на постель возлечь заставив.

Но оставим то преступленье,

Порок и так повсюду и везде, в палатах знатных и в крошечном гнезде.

Добродетель, во главе угла поставив, да не постигнет нас сомненье.

Итак, Мария проведя многие года во зле,

В прелюбодеянии и разврате,

Увидеть град Иерусалим решила, побывать в том храме.

И вот пред нею высится Божий дом, в честь Воскресения Христова.

Но порог не поддался ей, будто выстроилась стена, люди уж в зале,

А она, у дверей застыла в страхе в угнетении позора.

“Не могу войти я в храм, не пускает чья-то сила.

Согрешила, много согрешила, потому и к Богу путь закрыт,

После блуда члены не омыла,

И душа смердит”.

Впервые Мария ужаснулась, укорив, увидев все свои пороки,

Главу молельно приклонив, возле храма истово взмолилась.

Скинув драгоценностей груду обереги,

Душою прозревшей тягостно и кротко сокрушалась.

И тут услыхала глас благословенный.

“Перейди Иордан и обретешь покой блаженный”.

И она пошла, так жизнь ее с начала в права вступила.

Сорок семь лет в пустыне в одиночестве блуждала,

Песок огненный слезами горько орошала, унынье смывала

С сердца, плоть скудостью укрощала,

Живых существ в пустыне не встречала.

Семнадцать лет воспоминанья терзали душу ей,

Образы мужские и сладость оставшись на губах,

Казалась солью губительных морей.

Но минули те года и в иных летах,

Тишина великая откровеньем озарила.

Мария те воспоминанья вскоре позабыла.

Очистила душу и плоть, что когда-то осквернила.

Милостивого Бога о прощении молила,

Многие годы в пустыне дикой, таким образом, прожила.

Святость обрела, отринув жизнь прошлую свою,

Не с рожденья ум ее раскрылся, но со временем возник чистоты родник,

Уразумев мотивы к воздаянью.

Зосима инок встретил старицу в пустыне, одев,

Запомнил раскаянья честного преданье.

Вскоре схоронил Марию, что Египетской зовется.

Лев явился и помог, исполнив послушанье.

Святая ныне прощена и прославлена,

И помогает нам в минуты искушенья, отвращает.

Примером своим напоминает, как душа человеческая может быть развращена,

Но и она, за подвиг, исповедью может быть прощена.

Сей есть не жизнеописанье, но важное для грешных поученье.

Плутос, огорчаясь смутно, явился к той, что так невинна.

Аэлла пред зеркалом одиноко размышляла, и бес

Рядышком подсев, угрюм и мрачен был словно тина.

Но хитер, ведает многие ухищренья, сказки для юных дев,

Множество романов пылких вышло из его пера.

Не обманулась лишь одна.

“Мужчины глазами любят, ты красива, разногласий нет,

Но и другие девы краше тоже и Амадея взгляд,

Скользнет на другой кожей обтянутый скелет.

Она окажется сговорчивей, дастся в руки, согласится на обряд,

Оставленье девства никчемного, смотри, глупышка,

Уведут прямо из-под носа жениха, поцелуем приманив.

Не будь скромна как мышка,

Даруй себя словно чашу, и Амадей тебя испив,

Уж не посмотрит на другую”.

“Должно быть, жаждет он ласки нежной,

Страдает, меня представляет, такую недотрогу злую,

Не желаю потерять, не буду более королевой снежной”.

Радостно подпрыгнув, Плутос взвизгнул, словно в мышеловке мышь,

Крыльями ликующе захлопал,

“Ах, это дивное заблужденье, что все мужчины тела своего рабы,

И без прикосновений не проживут и дня, предвкушаю скорый мне барыш,

Спор разрешится вскоре”.

К дубу улетел, встречу ожидать, для душ человеческих строгать гробы.

Девы юны, не прельщайтесь, не даруете вы кавалеру горе,

Когда не приближаетесь к нему, все стерпят, таковы они.

Что прикосновенье для любви? Ничто!

Платоника тем временем решила укрепить морали кроны.

Амадей готовился к свиданью; села ангелочек на плечо.

“Юноша разумен будь, укрепи мужественный свой дух,

Девушка хрупка, так не разбивай ее нежное сердце,

Предложенье сотвори, после венчанья, потемнеет на щеках твоих белый пух,

Чтобы в преклонные лета вновь серебром мудро заблистает в горце.

Храни верность, отвращай взгляд от жен чужих и целомудрие блюди.

Не обижай Аэллу, для познанья юные года,

Так изучай, не тело, но мир неувядающей девичьей души”.

“Да, она невинна, а я в грехе погряз, слова мои зола,

Верность ложь, обещанья вздор,

Ведь мыслью одной совершаю преступленье,

Думаю о девушке другой, позор,

Разве достоин я Аэллы, созерцать ее свеченье,

Она ангел, а я всего лишь человек”.

Говорил Амадей главу понурив, посидел немного,

И вскоре вышел из дому, был статен словно грек.

Ожидалась недальняя дорога.

Аэлла быстрее юноши явилась к древу тайной той любви.

Несколько часов осталось до зари, дабы прочесть новые стихи.

Фигура чья-то чужая виднелась вдоль нескошенной травы.

То был Амадея верный друг.

К деве подошел, представился сперва, робел и нетерпением пылал,

Шептал злоключенья ему знакомый нам по рассказу плут.

Теребя панаму, и пальцы, сжимая в кулаки, он сию речь сказал.