Платье цвета полуночи

– О, тогда метла будет готова к полёту, – объяснила Тиффани.

Очень медленно сержант отвёл руку подальше от метлы – можно даже сказать, с территории метлы.

– Но меня она с собой не утащит, правда? – простонал он голосом, исполненным мольбы и предчувствия воздушной болезни.

– Ну разве что недалеко и невысоко, – заверила Тиффани, не оборачиваясь. Все знали, что у сержанта начинает кружиться голова, стоит ему на стул вскарабкаться. Девушка подошла к бедолаге и взяла метлу в руки. – Брайан, а какой приказ тебе отдан на случай, если я откажусь повиноваться твоим приказам, если понимаешь, о чём я?

– Я должен арестовать тебя!

– Что? И запереть меня в темницу?

Сержант поморщился.

– Сама знаешь, мне это не по вкусу, – признался он. – Некоторым из нас есть за что тебя благодарить, и все мы знаем, что бедняжка госпожа Кобль упилась в стельку, мир праху её.

– Хорошо, не буду доставлять тебе лишних неприятностей, – кивнула Тиффани. – Давай я просто отнесу метлу, которая тебя так пугает, вниз, в подземелье, и запру её там. Тогда и я никуда не денусь, верно?

На лице сержанта отразилось небывалое облегчение. По пути в темницу, уже спускаясь по каменным ступеням, он, понизив голос, пожаловался:

– Ты ж понимаешь, это не я, это всё они, там, наверху. Похоже, теперь здесь всем заправляет её светлость.

За свою недолгую жизнь Тиффани повидала не так уж много тюрем, но люди говорили, что темница замка по тюремным стандартам очень даже неплоха, и, если кто-нибудь вздумал бы написать путеводитель «Темницы класса “люкс”», эта получила бы не меньше пяти цепей с ядром. Темница была просторная, сухая, с проложенным посередине удобным сточным жёлобом: жёлоб предсказуемо уходил в круглую дыру, откуда пахло не так уж и гадко – в общем и целом.

То же можно было сказать и о козах: они отделились от своих уютных соломенных лежаков и уставились на Тиффани глазами-щёлочками: не последует ли что-нибудь интересное, например кормление. Жевать при этом козы не переставали: они уже по второму разу ели свой обед, как это у них, у коз, водится.

В темнице было две двери. Одна выводила прямо наружу: вероятно, в давние времена именно через него затаскивали пленников – в конце концов, не волочь же их через парадный зал, пачкая пол кровью и грязью!

Сейчас темница использовалась главным образом как козий хлев, а на полках под самой крышей – так высоко, чтобы козы не добрались, кроме разве самых упорных, – хранились яблоки.

Тиффани пристроила метлу на нижней из полок с яблоками, пока сержант почёсывал козу, стараясь не смотреть вверх, чтобы голова не закружилась. Вот почему его и застали врасплох: Тиффани неожиданно вытолкнула сержанта в дверной проём, вытащила ключи из замка, метнулась обратно в темницу и заперлась изнутри.

– Прости, Брайан, но, понимаешь, ты сам виноват. Не только ты, конечно, и не ты – в первую очередь, и с моей стороны немножко нечестно воспользоваться ситуацией, но если со мной обращаются как с преступницей, то я и вести себя буду точно так же.

Брайан покачал головой.

– У нас, между прочим, запасной ключ есть.

– Он мало на что годен, если мой ключ торчит изнутри, – отозвалась Тиффани, – но подумай сам: всё не так плохо. Я сижу под замком, чего, как я понимаю, некоторым людям и хотелось, а всё остальное – уже мелочи. Мне кажется, ты смотришь на дело не с той стороны. В темнице я в безопасности. И это не я заперта от вас, это вы все заперты от меня… – Брайан глядел на неё так, словно вот-вот расплачется, и Тиффани подумала: «Нет. Я не могу с ним так поступить. Он всегда был ко мне добр. Он и сейчас пытается. Нельзя, чтобы он потерял работу только потому, что я умнее его. Кроме того, я уже знаю, как отсюда выбраться. Так оно всегда и бывает с хозяевами темниц: сами они слишком редко в них заглядывают». И Тиффани протянула сержанту ключи.

Брайан облегчённо заулыбался.

– Разумеется, тебе принесут и воды, и еды, – заверил он. – Нельзя же питаться только яблоками.

Тиффани присела на солому.

– А знаешь, тут очень даже уютно. Занятно, от козьей отрыжки становится вроде как теплее и по-домашнему. Нет, яблоками я питаться не буду, но их надо бы перевернуть, а не то загниют, так что я, пожалуй, об этом позабочусь, раз уж я здесь. Но, конечно, пока я тут заперта, я не могу одновременно находиться снаружи. Я не могу составлять снадобья, не могу подрезать ногти на ногах. Не могу никому помочь. Как там нога твоей старушки-мамы? Заживает, надеюсь? А теперь не мог бы ты уйти, будь так добр, а то мне хотелось бы воспользоваться дырой в полу.

Шаги сержанта затихли на лестнице. Ну да, немного жестоко вышло, а что делать? Тиффани огляделась и приподняла ворох грязной, прогнившей соломы, которую давным-давно не убирали. Из-под соломы побежали, поползли и запрыгали разные мелкие твари. Повсюду вокруг, убедившись, что опасность миновала, повысовывали головы Фигли, отряхиваясь от соломенного крошева.

– Я хочу видеть своего адвоката, – весело объявила Тиффани. – Думаю, ему понравится здесь работать.