Платье цвета полуночи

Это Летиция, кто ж ещё? Никто в здешних краях не носит такого количества развевающихся белых оборочек. Ум Тиффани лихорадочно просчитывал варианты.

– Престон, лети прочь. Бери метлу.

Престон кивнул, отсалютовал, расплылся в усмешке.

– К вашим услугам, госпожа!

Летиция примчалась в смятении чувств и в дорогих белых туфельках. Увидев Роланда, она остановилась как вкопанная, а Роланд уже достаточно протрезвел, чтобы попытаться прикрыть ладонями то, что Тиффани отныне и впредь будет мысленно называть его «любовными частями». Под пальцами захлюпало: Роланд был густо измазан свиным навозом.

– Один из его приятелей сказал мне, они швырнули его в свинарник потехи ради! – негодующе заявила Летиция. – А ещё друзья называются!

– Наверное, они считают, что для этого друзья и нужны, – рассеянно отозвалась Тиффани. А про себя подумала: «Сработает или не сработает? Не упустила ли я чего-нибудь? Всё ли я правильно поняла? С кем я, собственно, сейчас разговариваю? Кажется, мне необходим знак, просто знак…»

Что-то зашуршало. Тиффани опустила глаза. Зайчиха встретила её взгляд – и неспешно, без паники, ускакала по стерне.

«Предположим, это было “да”», – сказала себе Тиффани и тут же запаниковала снова. Что это было, правда знамение или просто зверь достаточно стар, чтобы не удирать сразу при виде людей? Но, разумеется, неприлично просить о втором знаке в подтверждение того, что первый знак – не просто совпадение.

В этот момент, в этот самый момент Роланд запел – вероятно, потому, что был пьян, но ещё, возможно, и потому, что Летиция старательно счищала с него навоз, крепко зажмурившись, чтобы, будучи ещё незамужней девушкой, не увидеть ненароком чего-нибудь неприличного или неожиданного. А пел он вот что: «Утром ясным и прекрасным мир в сияние одет, поднялась в полях пшеница, над холмом вставал рассвет, дрозд насвистывал на ветке, были рощи зелены, и звонко жаворонков трели разносились с вышины…» – Он умолк. – Мой отец часто напевал эту песню, когда мы с ним гуляли здесь, в полях… – Роланд уже дошёл до той стадии, когда пьяные начинают плакать, и слёзы катились по его щекам, смывая грязь и оставляя за собою розовые дорожки.

Но Тиффани подумала: «Спасибо. Знаки есть знаки. Ты выбираешь те, которые тебе подходят. А здесь – большое поле, поле, где дожигают остатки жнивья. И зайчиха бежит в огонь. О да, знаки. Знамения. Они всегда важны».

– Слушайте меня, оба. И не вздумайте спорить, потому что ты, Роланд, вдрызг пьян, а ты, Летиция, – ведьма, – Летиция просияла, – под моим началом, как младшая, поэтому вы оба будете делать то, что скажу я. И тогда мы все, может быть, вернёмся в замок живыми.

Оба, замерев, слушали. Роланда слегка пошатывало.

– Когда я скомандую, – продолжала Тиффани, – каждый из вас пусть схватит меня за руку – и бегите что есть мочи! Поворачивайте, если поверну я, останавливайтесь, если я остановлюсь, хотя я очень сомневаюсь, что захочу остановиться. А главное, не бойтесь и положитесь на меня. Я знаю, что делаю, я в этом почти уверена. – На взгляд Тиффани, прозвучало это не слишком убедительно, но Роланд с Летицией вроде бы ничего не заметили. – А когда я скажу: «прыгайте!» – прыгайте, как будто за вами гонится сам дьявол, потому что так оно и будет.

Вонь сделалась нестерпимой. И заключённая в ней ненависть пульсировала у Тиффани в голове. «Палец у меня зудит, что-то злое к нам спешит[60], – подумала она, вглядываясь в ночной мрак. – Нос мой чует мерзкий смрад, к нам спешит какой-то гад», – продолжила она, унимая пустую болтовню и зорко оглядывая далёкую изгородь: не заметит ли какого движения.

Да, вот он – чёрный силуэт.

К ним через всё поле шагала крепко сбитая фигура. Шагала медленно, но постепенно набирала скорость. Двигалась она как-то неуклюже. «Когда он завладевает чужим телом, владелец тела тоже становится его частью. И не спастись, и не уйти». Так сказала ей Эскарина. Ничто доброе, ничто способное на раскаянье просто не могло думать такие вонючие мысли. Тиффани схватила спорящих жениха и невесту за руки и потащила за собою, вынуждая перейти на бег. Та… тварь находилась между ними и замком. И двигалась куда медленнее, чем девушка ожидала. Тиффани рискнула оглянуться: в руках у преследователя блеснул металл. Ножи.

– Ну же!

– В моих туфельках быстро не побегаешь, – напомнила Летиция.

– У меня голова трещит, – пожаловался Роланд.

Но Тиффани тащила их как на буксире вниз по склону, не обращая внимания на жалобы. Сухие стебли пшеницы цеплялись за бегущих, запутывались в волосах, царапали ноги и кололи ступни. Бежали они не быстро – от силы трусцой. Тварь упорно гналась за ними. Стоит им свернуть к безопасному замку, преследователь их настигнет.