Пластмассовый космонавт

Ведь в большую литературу отец Вики перешёл из ГПУ. Впрочем, ещё неизвестно, состоялся бы он в качестве писателя, если бы не огромная удача. Его, – тогда ещё никому неизвестного, лишь подающего робкие надежды сочинителя, – буквально за руку привёл в мир большой литературы один очень крупный литературный деятель той поры, близкий к самому Горькому и к наркому просвещения Луначарскому, а также к Троцкому и главному редактору «Известий» Бухарину, что могло со временем крайне печально отразиться на дальнейшей судьбе его юного протеже. Но когда в 1937 учителя и покровителя арестовали, Донцов (понимая, чем ему грозит их знакомство) тут же сам вызвался в качестве репортёра освещать процесс. Сидя в ложе для прессы Колонного Дома Союзов, «трепетный молодой человек с нежной душой» сталкивался взглядом с бывшим покровителем, которого ещё недавно называл отцом в литературе, добрым гением, и величал в своих публикациях не иначе, как «Золотым пером Советской литературы». Тот усмехался ему разбитым ртом, шевелил отбитым на допросах телом и демонстрировал свои длинные пальцы пианиста (до ареста его игрой восхищался сам Рихтер). Теперь эти пальцы опухли, расплющенные следователем в дверном проёме. Учитель даже призывно помахал молодому коллеге рукой и слегка похлопал по спинке скамьи. Звал к себе, присесть рядом по старой дружбе. Донцов тогда похолодел. И с ужасом думал, заметил ли кто-нибудь их «разговор». Уж он то знал повадки своих недавних коллег из ГПУ. Поэтому он очень старался в своих статьях заклеймить покровителя, чтобы никто не на миллиметр не усомнился в нём: «Этот омерзительнейший из людей, падаль человеческая <…> Лицемерный подлый наймит буржуазных разведок <…> Не пройдёт у него жалкая попытка изобразить из себя заблудшее в теоретических ошибках создание. Не удастся ему отделить себя от банды своих соучастников. Не удастся отвести от себя полную ответственность за ряд чудовищных преступлений. Не удастся умыть свои академические ручки. Эти аккуратные ручки в рабочей крови. Это руки убийцы. Расстрелять как бешенного пса!..». Потом Донцов ещё долго вспоминал этот приглашающий жест… И ждал ареста, но пронесло. Наверху оценили его рвение.

Сложный он был человек. С одной стороны, твердолобый чиновник и фанатичный ортодокс, не терпящий ни малейшего декадентства в искусстве и в жизни. И в то же время удивительной широты личных предпочтений сибарит. Вот и суп они хлебали из фарфоровых тарелок с вензелями князей Юсуповых их же дореволюционным столовым серебром (новых сервизов тесть не признавал – считал, что штампованная посуда не для него). Да и водку пили не из обычных рюмок, а из гранёных антикварных лафитников, и не абы какую, а элитарную «Посольскую», которая изготавливалась по спецзаказу только для нужд дипкорпуса и полностью поставлялась МИДу.

При этом в хозяйском кабинете, что располагался через коридор и налево, на видном месте висел портрет «железного Феликса». Вся эта мещанская страсть к элитарному антиквариату, дорогим сортам водки и икры, и одновременно с ней ортодоксальная верность идее «равенства и братства», прекрасно уживались в седой голове старого коммуниста.

– А пока, дорогой зятюшка, – благостно потянулся к нему рюмкой тесть, – давай-ка выпьем с тобой водки – за мой успех и за твой предстоящий полёт! А ну-ка, дочка, плесни супругу беленькой из графина. – Тесть повернулся к Вике. У него был скульптурный, «чётко прорезанный» профиль римского сенатора, старческая кожа лица изрезана глубокими резкими морщинами, похожими на сабельные шрамы. Правда под волевым подбородком провисли дряблые складки кожи. Зато ясный взгляд водянистых глаз пульсирует ещё нерастраченной страстью к жизни. Пепельные волосы, – сильно разбавленные благородной сединой, – спутаны, что лишь усиливает образ никогда не прекращающего своих исканий творца.

Старик был прекрасный артист, никогда не расстающийся с выгодным образом, ведь на Руси к писателю традиционно отношение особое. На самом деле литература всегда была для него лишь способом хорошо устроиться в жизни. А тех, кто этого не умел, он презирал. Вот и теперь снова завёл заезженную пластинку брюзжа в адрес другого зятя – и тем он ему не нравится, и этим:

– Говорил я Эрке, чтобы она не связывалась с этим свердловским лимитой! Ладно бы человек хотел нормально устроиться в жизни. Или хотя бы прислушивался к добрым советам знающих людей. Так ему, видишь ли, «противно вписываться в каноны соцреализма»! Он видите ли презирает конформизм и считает «что художник должен быть свободен и избегать сотрудничества с властью»! Дурак, ипохондрик патлатый! – старик в сердцах сердито стукнул массивной вилкой по краю тарелки. А через секунду вообще с раздражением отбросил от себя столовые приборы с княжескими вензелями. – Нашла себе антисоветчика, дура!