Сбросив пары, «Иблис» вполз под вокзальную кровлю, отдуваясь, точно старик. На пустом перроне, очищенном от публики, замерла группка встречающих. За их спинами, сдерживаемое бойцами народной милиции, колыхалось людское море. Гул множества голосов вяз в клубах дыма и пара, от тяжелой поступи паровоза в здании вокзала звенели стекла.
Не дожидаясь полной остановки поезда, Клим спрыгнул с подножки и зашагал к встречающим, привычно закинув за плечо винтовку. Ему навстречу спешили улыбающийся Лускус, похожий на бородатого колобка секонд-министр Теодор Бойц, молодцеватый министр внутренних дел Гриша Панкратов, нарядившаяся в кокетливое кожаное платье министр здравоохранения Гульнара Набиева и еще человек десять малознакомых Елисееву чиновников. Все очень, даже, пожалуй, слишком нарядные, с цветами.
– Рад! – издали кинул Лускус. – Я очень рад! Мы рады!
Клим кивнул, пожал протянутую руку.
– С прибытием! – подключился Бойц. – Разрешите от лица всего Временного правительства выразить вам и вашим подчиненным…
Клим снова кивнул, пожал еще одну руку.
– Ну, блин горелый, ты молоток! – Панкратов обнял друга, хлопнул по плечу. – Такое дело, такое дело…
Клим улыбнулся, поправил ремень винтовки.
– Спасибо вам! – тряхнув гривкой иссиня-черных волос, пропела Гульнара Набиева, заглядывая Елисееву в глаза. – От всех колонистов – спасибо!
Клим развел руками, мол, чем мог – помог.
Оркестр, до поры укрытый в нише багажного отделения, вступил неожиданно и очень торжественно. Клим уже слышал гимн Свободной Медеи, сочиненный каким-то безвестным желторобником, погибшим при штурме Лимеса. Ноты нашли на мертвом теле, но долгое время они провалялись в архиве, пока их не обнаружил Лускус, который и предложил сделать эту несколько помпезную, но в то же время искреннюю и простую мелодию гимном нового государства.
Толпа слушала оркестр в благоговейном молчании. Клим начал бочком пробираться поближе к оцеплению – ему вдруг подумалось, что, если он немедленно не окажется дома, не увидит жену, случится что-то непоправимое и страшное.
Под сводами вокзала отгремели финальные аккорды гимна, и Лускус, первым заметивший исчезновение Клима, завертел головой, отыскивая его. На перрон уже высыпали сотрудники Набиевой, готовые принимать драгоценный груз, а на соседний путь маневровый паровозик подтаскивал вагоны с эмблемой министерства здравоохранения, в которые планировалось перегрузить медикаменты.
– Клим! Стой! Ты куда? – заорал одноглазый, жестами показывая Панкратову, чтобы тот остановил беглеца.
– Я домой заскочу – и сразу во дворец! – вытянув шею, прокричал в ответ Клим, досадливо отпихивая лезущих со всех сторон с объятиями и букетами людей.
– Э-э… А-а-а… У-у-у… – Лускус что-то пытался объяснить ему, отчаянно размахивая руками, но за всеобщим гвалтом Клим его не услышал. Кое-как продравшись сквозь толпу, он выскочил на привокзальную площадь, плюхнулся на сиденье первого же попавшегося велорикши и прорычал:
– Гони!
– Куда изволите? – вывернув голову, любезно оскалился кривоносый рикша, нажимая на педали.
– На виа Аксельбантов. Домой! – выдохнул Клим и поднял выгнутый из листовой меди верх повозки…
Стрекотали колеса велорикши. По извилистым магистралям Фербиса, мимо знакомых улиц и башен Клим ехал домой. Вокзальный запах гари и металла сменился на пряные ароматы городского рынка, амбре помоек, тяжелый дух кожевенной фабрики, легкое благоухание цветов в сквере. Вечерело. Кое-где начали зажигаться масляные фонари, в окнах домов затеплились огни. Проплыли ворота внутренней стены, мелькнули начищенные колонны Дворца правительства, рядом с которым копошились сотни рабочих, возводящих здание будущего парламента Свободной Медеи.
Повернув с площади Вечных звезд на Двадцать третью виа, рикша нырнул в арку проездного двора и выехал на виа Аксельбантов. Впереди показалась знакомая остроконечная крыша. У Клима перехватило дыхание.
– Останови, браток. Все, приехали.
Неожиданно он вспомнил, что у него нет ни талера. Рикша со скрежетом потянул на себя тормозной рычаг, выруливая к бровке. Клим вылез, виновато наклонил голову.
– Тут такое дело, браток. Денег-то у меня того… Нету, в общем. Ты погоди, я сейчас вынесу…
– Гильдия городских перевозчиков со спасителей Отечества денег не берет! – с достоинством ответил рикша и умчался, звеня колокольчиком: «Свободен, свободен!»
Обогнув пекарню, Клим вошел в ворота и остановился. Дом, милый дом, будущее родовое гнездо Елисеевых, предстал перед ним в вечерних сумерках. Здесь все было по-старому: дровяной сарай в глубине двора, пожарная бочка у почему-то распахнутых настежь дверей, скрипучий флюгер над коньком крыши. Несколько озадачивали бешено горящие огнями окна второго этажа, но Клим как-то не задумался, зачем Медея устроила эту иллюминацию.
– Э, посторонись, олух! – добродушно пробасил за спиной у Елисеева сочный голос. Он отскочил в сторону, рука привычно легла на кольцевую рукоять звенча. А в ворота уже вломилась разудалая компания, человек пять, волокущая корзины со снедью.