Но только не здесь. Все здесь было захватывающим, неизведанным и суматошным. Она поймала себя на том, что постоянно спешит, стремится сделать больше, принести хоть какую-то пользу. И здесь были только счастливы любой помощи, которую она могла оказать. К этому моменту, в перерывах между проповедями и молитвами, Дилайла уже помогала с приготовлением еды, уборкой и шитьем. И люди продолжали прикасаться к ней, улыбаться и говорить ей, какая она незаменимая.
Это было чудесно.
Но теперь, наконец-то выкроив несколько минут для себя и для Рона, она вдруг поняла, что практически не бывает со своими детьми. Большую часть времени те проводили с Анной, которая, казалось, была лишь рада уделить им каждую свободную минуту. Что Дилайла и в самом деле ценила, но все-таки понимала, что должна сама заботиться о своих детях, а не перепоручать это посторонним людям. Ощутив укол вины, она призналась себе, что единственная причина, по которой позволила себе эти драгоценные минуты отдыха, заключалась лишь в том, что ее уже распирало от молока.
Как и в большинстве комнат приюта, в этой стояли две двуспальные двухъярусные кровати, накрытые серо-голубыми покрывалами с ромбовидным рисунком. Дилайла сидела на нижней кровати напротив окна, выходящего на заснеженное поле.
Эмили лежала на животе на полу и что-то рисовала на листе бумаги, напевая себе под нос. Теперь у нее были свои собственные цветные карандаши — Дилайла прихватила коробку с ними из дома. Вместе со всем остальным.
После окончания семинара Роуз и Анна отвезли Дилайлу домой. Но вместо того, чтобы заняться затребованной Брэдом уборкой, она стала собирать вещи. Всю одежду Эмили и Рона. Кое-что из любимых книжек и игрушек Эмили. Все то, что нужно Рону, — подгузники, бутылочки, соски, кремы… чем больше вещей летело в сумки, тем более невероятным все это казалось. Как она вообще сумела уместить всю свою жизнь в несколько сумок? Если б не Роуз и Анна, которые помогли ей через это пройти, она бы сдалась. А потом они вернулись на ферму, чтобы остаться там. Поначалу Дилайла была в ужасе, зная, что Брэд вернется. Он ведь взбесится, явится сюда искать ее, выломав дверь, и она за все это заплатит, всерьез заплатит…
Но Брэд так и не появился. И вот теперь, пропрятавшись от него целых два дня, она поняла, что не так уж этим и обеспокоена. Он не сможет найти ее. И Роуз сказала, что скоро они уедут из Риджби. Избавившись от Брэда навсегда.
Руки у нее пощипывало — кожа с тыльной стороны ладоней становилась все более сухой. Здесь, в молодежном приюте, использовали очень едкое мыло, и все обитатели общины часто мыли руки, поощряя ее делать то же самое. В конце концов, в этом был смысл: жили они довольно тесно, и было важно всеми силами снизить вероятность каких-либо инфекций. Дилайла пожалела, что нечто подобное не практиковали в школе, в которой училась Эмили. Сколько раз ее дочь приходила домой с простудой или ОРВИ, почти мгновенно передавая их Дилайле и Рону…
Дилайла дала сыну другой сосок и откинулась назад, позволив себе погрузиться в дремоту — всего на несколько минут.
— Мамочка, смотри!
Она вздрогнула и проснулась, вытирая рот. Рон все еще не отрывался от груди. Надолго ли она отключилась? Пожалуй, всего минут на пять, но заснула крепко. Моргая, Дилайла перевела взгляд на Эмили, которая размахивала перед ней каким-то рисунком.
— Что ты там нарисовала, детка?
— Это мы!
Эмили показала ей свое творение — несколько фигурок из палочек, стоящих на траве.
— Видишь? Это ты, и Ронни, и я, и Анна, и папа, и Отец.
— Папа… и отец? — В голове у Дилайлы все еще стоял туман. — Ты хочешь сказать, Моисей?
— Анна говорит, что я должна называть его Отцом, — ответила Эмили слегка укоризненным тоном. — Она сказала, что это более репскепт…
— Респектабельно?
— Я знаю это слово, мамочка!
— Знаю, что знаешь, детка.
Дилайла уставилась на рисунок. Фигурка, изображающая Моисея, была намного больше остальных, и Эмили тщательно раскрасила его волосы и туловище. В отличие от остальных, это был не просто набор палочек.
— Очень красиво. И это что — птица?
— Нет, это мой брат-ангел.
— Я-то думала, вот Рон… — Дилайла указала на маленькую фигурку на рисунке.
— Да. Это Ронни, а вот здесь — мой брат-ангел.
— Ладно. — Дилайла зевнула. Она и вправду была здорово измотана. — Очень красивый рисунок.
— Папе тут грустно, потому что его больше нет с нами.
— Вижу.
У того на рисунке было хмурое лицо, в то время как остальные улыбались до ушей. Анну Эмили снабдила густой копной черных волос, в то время как с фигуркой, изображающей Дилайлу, обошлась всего двумя желтыми черточками, долженствующими изображать ее светлые волосы. Дилайла изо всех сил постаралась не делать из этого никаких выводов.
— А когда папа приедет жить к нам? — полюбопытствовала Эмили.
— Не знаю, согласится ли он, детка. По-моему, папа предпочитает оставаться дома.
— А почему?
— Не думаю, что здесь ему особо понравится.
— Нет, понравится! Мне вот здесь нравится. И Рону здесь нравится. И я хочу, чтобы он познакомился с Анной и Отцом.
Дилайла вздохнула.