На этом месте, по идее, я должен был расстроиться. Ага, три раза, блин. То есть я согласен этому огорчаться ещё три и тридцать или триста раз ещё! Вот прям готов сгорать со стыда после бесчисленных схваток, только бы позволили боги!
Возликовать во всё горло и воздать богам хвалу я не смог только потому, что всё-таки немножечко умер. Лежу такой изрезанный лицом в землю весь в крови и сам себя вижу немного со стороны и сверху. Разбор закончился, мне позволили оглядеться.
В самом деле уже ничего не показывали, я смог сам управлять «камерой». Для начала взял крупный план – в неверном, пляшущем свете пожарищ под равнодушными звёздами у ворот за тыном лежали тела, множество тел.
«Приблизив» изображение, разобрал Владислава и братцев, убитых родовичей… все без доспехов и оружия, некоторые разуты, хоть не раздели мародёры, пренебрегли самодельной домотканой одеждой. Я испытал беспокойство – лесное зверьё пока отпугивал огонь, скоро на запах крови пожалуют…
В «поле зрения» появились три фигуры с факелами, я навёл «зум» – мама с Ланой и высокий длиннобородый мужик с непременным посохом, конечно, ведун Остромысл! У Ланы заплаканное личико, у мамы и кудесника скорбные лица серьёзны, сосредоточенны.
Идут к разбитым воротам, прямиком к нам. Мама воткнула факел в землю, Лана отдала свой ведуну, они принялись внимательно рассматривать тела, кого-то искать. Перевернули лёгкое тельце Горика, узнали. Лана снова заплакала, мама взяла у кудесника факела, тот опустился рядом со мной на колени, отвязал с пояса фляжку, полил чем-то мне на лицо, что-то шептал. Достал из-за пазухи маленький неприметный пузырёк, несколько капель упали Горику на стиснутые губы, белеющие сквозь прокушенную кожу зубы.
Лицо чудесно стало меняться, сгладилась гримаса боли, пропал оскал, губы чуть приоткрылись, и кудесник влил в них всё содержимое пузырька. Повернулся к маме, кивнул, она сняла с плеча суму, вынула свёрток ткани. Мама и Лана укутали Горислава, Остромысл взял тело мальчишки на руки. Они пошли, а я смотрел вслед, недоумевая – а как же я? Дальше-то что? Серьёзно растеряться не успел, изображение мягко погасло, пришёл сон.
Ещё одна странная способность, вот сплю и полностью уверен, что именно сплю, а не помер, как до этого был уверен, что умер. Как различал, объяснить не возьмусь, хотя оно и не нужно – знаешь, что живой, а почему – дело богов.
Или всё намного проще, запомнился последний перед пробуждением сон, в котором и варилась эта ахинея, подсознание порой выкидывает удивительные фортели. Открыл глаза, в неверном, тусклом свете увидел личико Ланы. Попытался улыбнуться, она заметила, встрепенулась, вскрикнула. – Очнулся!
Пропала, её сменила мама. – Горик! Ожил, хвала богам! На-ка, попей, – губ коснулся рожок, я почувствовал вкус мёда и чего-то терпкого. Вкусно! Ощутил, как приятное тепло течёт в меня, организм откликнулся урчанием в животе. Напился быстро, навалилась мягкая тяжесть, снова провалился в забытьё.
Когда очнулся вновь, не только напоили, поворочали, резануло болью. Так и пошло, ноющая боль сквозь сны или бред, короткие пробуждения, резкие всполохи боли… Боли меньше не становилось, я привыкал к ней, оставался в сознании всё дольше.
Однажды разбудил Остромысл, напоил из тыквы с длинным носиком волшебным отваром из мёда, ягод и трав, спросил. – Ты меня понимаешь? Моргни.
Я моргнул. – Есть силы слушать? – снова моргнул. Он замолчал и неожиданно спросил. – А так ты меня понимаешь?
Моргнул, с опозданием поняв, что спросил он по-русски! То есть не на местном! Я, наверное, вытаращился на него, как на приведение, ведун улыбнулся. – Расслабься, мать с сестрой не услышат, ушли собирать клюкву… осень уже. Короткое здесь лето, впрочем, как у нас…
Он помолчал, что-то припомнив, и продолжил. – Да! Чуть не забыл, звали меня когда-то Григорием Петровичем. Хотя это и не важно уже, но мы же знакомимся.
– Дима, – я смог прошептать. Он кивнул. – Очень приятно. Итак… с чего бы начать? Наверное, нужно начинать с себя. Как ты догадался, я тоже пришелец здесь, только боюсь, что не из твоей реальности. Не нужно делать такие глаза, – он усмехнулся, – я уверен, что мы из разных миров, ведь я прошёл сюда не через портал. Мы говорим на одном языке потому только, что наши реальности близки исторически, что доказывает одну мою догадку… впрочем, о ней поговорим, когда выздоровеешь. Сначала обо мне – моя история похожа на ненаучный анекдот, я, кстати, учёный. Мы работали над возможностью путешествия во времени, тебе знакомо это понятие?