Мулцибе́р, мое великолепное творение. Уничтожив лавину мертвецов, даруя им освобождение, он открыл новые грани своей силы. Я чувствовала, как моя магия медленно утекает в тело демона, лаская его в своих нежных объятиях. Мулцибе́р стал бессмертен – ни сталь, ни кинжал не могли убить демона, лишь только он сам мог принести добровольную жертву, чтобы спасти и остаться навечно в подземном царстве.
Демон, правящий мертвыми. Фея, властвующая над живыми. Осталось лишь сделать последний шаг, чтобы восстановить равновесие.
Я любовно наблюдала за тем, как из моих рук стрелой направлялась магия в нутро Мулцибе́ра, даруя выздоровление. Его грудь часто вздымалась, тело начало метаться по кровати, но это была необходимая жертва. Теперь он был непобедим. Мое творение, что принесет на землю покой и уничтожит проклятые души, восстановив баланс. Демон перестанет чувствовать усталость, его силы будут быстро восстанавливаться, сам Высший станет искусным бойцом, которого не видели континенты.
Творение, которое одним прикосновением сможет умертвлять живое и отправлять в Забвение.
Надо лишь подождать.
Проведя ладонью по шару, я позволила ему раствориться в темноте, скрываясь от чужих глаз. Души, что стояли по ту сторону воссозданной стены, покачивались из стороны в сторону и постанывали – то ли от безысходности своего никчемного существования, то ли от разочарования, что не удалось ничего подсмотреть. Движением руки я отослала мертвецов прочь, желая остаться в тишине и одиночестве. Дойдя до трона, воссозданного из человеческих костей, я села и раскинула руки на подлокотники, всматриваясь в то, как парад душ исчезает во мраке.
После смерти отца перестала общаться с Алке́стой, которая была занята делами Высших. Я не винила ее, наоборот, благодаря этому она начала сближаться с Ве́дасом и перестала вести себя подобно распущенной девице, которая тешила собственное самолюбие. Джинн любил сестру – и тогда, будучи смертным, и сейчас. Он последовал за ней, бросил земную семью, которая много лет упивалась горем по сыну, ставя интересы Алке́сты выше собственных. И вот наконец-то сердце девушки дало трещину, открывшись в ответ на ласку и любовь, которыми Высший столько лет окутывал возлюбленную. Банши заслужила свое право на счастье, несмотря на то, что правительница континента из нее вышла никудышная.
А вот Джойс… Последние песчинки в часах жизни ускользали от нее, отмеряя момент смерти. Она умрет, но не в привычном понимании – ее душа вернется в Забвение, где проведет несколько дней, недель, месяцев, покуда я не смогу скинуть бремя Смерти со своих плеч и воссоединиться с сестрой. Два сосуда разобьются, чтобы наделить магией свои творения.
Из-за кровного родства и магии мойр мы не могли касаться друг друга – это противоречило нашей истинной сущности Жизни и Смерти. Но воссозданные нами творения смогут, поскольку в их сердцах будет жить любовь и преданность сильнее, чем наша сестринская любовь.
Глава 17
Светлая душа не истребит тьму, скрывающуюся под маской.
Выйдя из лачуги, я первым делом прошелся до Священных деревьев, которые запомнились с прошлого раза. Засунув руки в карманы, я с некой заинтересованностью наблюдал за тем, как багровый, янтарный и фиолетовый стражи леса возвышались над поляной – их кроны чуть наклонялись от ветра, листья шелестели, будто перешептываясь между собой. Опустив взгляд, наткнулся на желтого, лазурного, изумрудного и черного оттенка камни, которые ярко поблескивали в солнечных лучах. Присев на корточки, я прислонил ладонь к одному и почувствовал слабое покалывание, отозвавшееся по коже. Склонив голову, я пытался призвать магию, но она лишь увязала в камне. Моя сила не действовала на них, зато напитывала.
Перед глазами то и дело вставала фея, испуганная, на коленях у орка, который, казалось, отключил остатки здравого смысла и пытался силой взять девушку. Я почувствовал ее страх еще далеко от поселения и, ускорившись, через пару минут оказался на поляне. Приземлившись, не стал складывать крылья за спиной, не желая терять ни единой секунды драгоценного времени.
Жители поселения встретили меня с криками радости, а молодые девушки то и дело бросали многозначительные взгляды, в которых читались интерес и желание испробовать Высшего на выносливость в плотских утехах. Их не смущали мои свежие шрамы, выделяющиеся на лице ярким пятном. Их не смущало, что я мог дать только одно – ночь, проведенную с демоном.