Плач

— Я хочу, чтобы это держалось в тайне, пока вы не получите дальнейших распоряжений, — сказал я ему.

— Отдаю себя в руки королевы. Я в ответе за то, что Лиман скрылся. — Начальник стражи покачал головой. — Но это так тяжело — когда иногда приходится брать на службу молодых сельских джентльменов, потому что их отцы имеют связи… А эти последние месяцы были ужасны. Все эти слухи… Три года я верно служил королеве, но с весны не знал, не получу ли приказ арестовать ее.

Я ничего не ответил, так как не испытывал к Дэвиду сочувствия. Как бы хорошо ни была организована охрана, какая бы там ни была дисциплина, единственное упущение человека на ключевой должности — и защита сломана.

— Расскажите еще про Лимана, — попросил я напоследок.

— Его отец владеет землями в Кенте. Он дальний родственник Парров через их кузенов Трокмортонов, один из которых ходатайствовал за него. В прошлом году я беседовал с ним и подумал, что он подходит. Как джентльмен, он имел хорошую боевую подготовку и был рослым, красивым молодым парнем, хорошо воспитанным, хотя даже тогда меня поразила его излишняя серьезность. И набожность: он сказал, что его больше всего интересует изучение религии. Но тогда принадлежность к реформаторам не была помехой. — Начальник охраны вздохнул. — И два года он был хорошим, преданным стражником. Никаких намеков на скандалы, разве что пару раз его пришлось предупредить, чтобы не проповедовал среди товарищей, их это раздражало. А в этом году я предупредил его, что такие разговоры становятся опасными. — Митчелл перегнулся через стол. — Вот уж от кого не ожидал такого, так это от него — устроить заговор, чтобы украсть у королевы драгоценный камень! А Лиман не богат, его родственники бедны и приходятся дальней родней королеве. Они были в восторге, что их сын получил такую должность. Откуда он мог взять десять соверенов, чтобы предложить Годжеру?

— Не знаю.

Митчелл глотнул:

— Ожидаю, что теперь начнутся розыски Лимана.

— Решение остается за королевой и лордом Парром, — тихо сказал я, вставая. — А пока держите Годжера в строгом заключении — и никому не говорите.

С этими словами я поклонился и ушел.

* * *

Я вернулся в личные покои королевы. Лорд Уильям расхаживал туда-сюда, а его племянница по-прежнему сидела под своим балдахином, играя жемчужиной, некогда принадлежавшей Екатерине Говард. У ее ног лежал ее спаниель Риг.

Я рассказал им, что случилось с Лиманом и Годжером.

— Понятно, — мрачно проговорил лорд Парр. — Благодаря вам теперь мы знаем кто, но не знаем зачем. А из-за болвана Митчелла Лиман скрылся.

— Что касается «как» — думаю, для этого был нужен столяр, — сказал я. — Теперь мы знаем, что у Лимана были деньги, чтобы трясти ими перед людьми, и это важно. А что касается «зачем» — я начинаю задумываться, не целое ли сообщество радикалов может быть тут замешано, от Лимана до печатника Грининга. Но это возвращает нас к вопросу «зачем». Зачем им красть книгу?

— И прежде всего, откуда они узнали о ее существовании? — спросил старый лорд.

Королева вдруг склонилась, ее шелка зашуршали, и она заплакала, громко, мучительно зарыдала. Ее дядя подошел и положил руку ей на плечо.

— Кейт, Кейт, — проговорил он, утешая ее. — Мы должны сохранять спокойствие.

Ее Величество подняла лицо. Оно было испуганным, и слезы размазали белила по ее щекам. От такого ее вида у меня сжалось сердце.

— Сохранять спокойствие! — закричала она. — Как?! Когда кража уже привела к двум смертям! И кто бы ни украл мою книгу, похоже, что за ними стоял кто-то еще, и она сейчас у него! А все из-за моего греха гордыни — я не послушала совета архиепископа Кранмера и не уничтожила рукопись! Стенание, действительно стенание! — Она издала долгий прерывистый вздох, а потом обратила свое несчастное лицо к нам. — Знаете, что хуже всего для меня, написавшей книгу, побуждающую людей забыть мирские искушения и искать спасения души? Что даже теперь, когда погибли эти бедные люди, я думаю не о них, не об оказавшихся в опасности друзьях и семье, а о себе, которую сожгут, как Анну Эскью! Я представляю себя прикованной к столбу, слышу треск подожженного хвороста, чувствую запах дыма и ощущаю пламя. — Она повысила голос, и он теперь звучал безумно. — Я боюсь этого с весны! Когда король унизил Ризли, я подумала, что все кончилось, но теперь… — Она ударила себя в грудь кулаком. — Я так эгоистична, так эгоистична! Я, которая считала, что Господь наградил меня милосердием… — Королева уже кричала, и спаниель у ее ног тревожно заскулил.

Парр твердо взял ее за плечи и посмотрел в ее распухшее лицо.

— Держись, Кейт! Ты продержалась эти месяцы — так не расклеивайся сейчас! И не кричи. — Он кивнул в сторону двери. — Стражник может услышать.

Королева кивнула и сделала несколько долгих шумных вздохов. Постепенно она пришла в себя и уняла дрожь. Взглянув на меня, Екатерина попыталась улыбнуться сквозь слезы.