Питер. Битва близнецов

– Мы слишком часто выбираем не то, что хотели выбрать, – сказал Убер. – Понимаешь, брат? Мы выбираем про запас, мы выбираем «а что обо мне подумают», мы выбираем «этот мой выбор понравится тому-то». Жене, родителям, некой женщине… обществу, не знаю.

– Мы выбираем не себя.

Он помедлил, снова заговорил:

– А я выбираю себя. Я практик. Быть практиком и выбирать то, что нужно именно тебе – или хочешь именно ты – это, бля, лучший выбор.

Викинг покачался с носка на пятки. Ботинки у него были тяжелые, с закругленными тупыми носами. Грейдера или как их там. Рабочие ботинки. Подтяжки свисали вдоль штанин.

Кровь стекала из рассеченного лба Убера. Капала на грязную белую майку.

– Кто мы? Кто я? Что мы на самом деле выбираем, выбирая вещь? Даже самый ничтожный выбор что-то говорит о человеке. Цвет шнурков, наконец. Были бы у меня красные шнурки – кое-где это означает мою смерть. В нашем подземном мире любая мелочь может привести к смерти. Или к увечью. А кому-то просто понравятся твои шнурки, и за порогом станции тебя ждет темнота и удар чем-то тяжелым по голове. Тоже вариант. Так что, брат, решай сам. Выбирай с чувством, как говорил Крутой Эш из Армии Тьмы.

– Откуда? – заинтересовался Викинг.

– Не волнуйся, парень, тебя тогда еще на свете не было.

Стукнула дверь. Они все повернулись. Там стоял Чечен. Крутой, дерзкий, как всегда. Правая кисть в гипсе. Чечен улыбнулся.

– Смена пришла, – сказал он.

6. Смерть Нэнни

– Нэнни! – закричала девочка, бросилась к ней. Казах отошел, понурый и грустный, он вытирал нож от крови.

– Йобанаджизнь, – пробормотал он.

Она с трудом открыла глаза. Лицы было бледное, полупрозрачное.

– Холодно, девочка. Ох, как я намучилась с твоей девчонкой, Марта.

– Нэнни, это я! Я, Мика!

– Почему ты не вернулась, Марта? Она так тебя ждала.

Мика наклонилась к няне.

– Нэнни, там ворота. – Мика плакала беззвучно, слезы катились по лицу. – Видишь, ворота! Все, как ты хотела!

– Ворота, – сказала Нэнни. Тяжело открыла веки, они отяжелели, слипались, как сонные. – Ворота… я так люблю ворота…

– Видишь? Это они! Там завитки такие, бронзовые… Нэнни, не спи! видишь?!

– Да… за… витки, – повторила няня.

– И там написано… видишь? Там написано: «Привет, Нэнни».

Няня улыбнулась. Ее глаза смотрели сквозь девочку, сквозь бетонный низкий свод, сквозь сотню метров земли и камня, сквозь мертвый город… и пронизанный рентгенами воздух… и облака… почерневшие, с мертвыми ангелами… туда, где были Ворота. Туда, где был покой.

Внезапно на несколько мгновений взгляд ее стал осмысленным.

– Где тут лысый? По… позови его.

– Здесь, – сказала Мика. – Ангел тут сидит.

– Береги… ее.

– Да, – ответила Мика за ангела. – Я все сделаю, Наталья Васильевна.

– Вижу, – сказала Нэнни. Лицо ее осветилось. – Я так люблю ворота. Привет, Марта. Я так люблю твою дочку… несносная она… у тебя… у нас…

Нэнни замерла. Открытые глаза смотрели в небо, полное ангелов. Туда, где были ворота с бронзовыми листьями. Туда, где, возможно, ее ждали.

Мика заплакала. Она бросилась и обняла ее:

– Нэнни! Нэнни! Я тебя люблю! Нэнни, не умирай! Ну пожалуйста!

Наконец Мика устала. Вытащила черное перо, зажала в руках и начала качаться, баюкая его.

Казах смотрел на нее, затем отвернулся.

7. Ангел Отъебись

Чечен покачал головой, взгляд его не отрывался от привязанного к стулу Убера. Он облизнул обветренные губы. Медленно пошел вперед.

– Я сам. А вы идите. Викинг! – позвал он тощего.

– Чего?

– Тебя тоже Соловей зовет.

– Зачем? – Викинг обернулся, удивленно поднял брови. Чечен поежился. Этого психа он давно недолюбливал.

– Да я хуй знает, – сказал Чечен. – Зовет, значит, надо. Я че, спрашивать буду? Ты же его знаешь, психанет – мало не покажется.

Викинг с сожалением окинул взглядом Убера, жаровню, инструменты, разложенные на столе, на чистой белой тряпке. Неторопливо надел армейскую куртку, кивнул Уберу.

– Мои инструменты не трогать, – предупредил Чечена.

– Говно вопрос.

Убер крикнул:

– Не бросайте меня, пацаны!

Они засмеялись и вышли.

Викинг повернулся в дверях.

– Тебе бы юмористом быть, – сказал он. – Жаль, что ты ебаный блядский фашист.

И вышел. Скрипнула металлом дверь.

– Я красный! – крикнул Убер запоздало.

Они остались наедине. Чечен спокойно, с предвкушением оглядел окровавленного Убера, привязанного к стулу. Снял и повесил на стул кожаную куртку. Загипсованная правая кисть ему не слишком мешала. Подумаешь. «С левой я еще лучше бью», подумал Чечен.

– Пиздеть еще будешь? – спросил он Убера.

– А ты как думаешь?

Чечен покивал. Добродушный и улыбчивый.

– Это хорошо.

Он снял рубашку и размялся. Попрыгал, побил воздух кулаками.

– Обычно я включаю магнитофон, чтобы было не так скучно. Но он недавно сломался.

Убер мотнул головой, сплюнул. Кровь и осколок зуба. «Блять, так на вас зубов не напасешься».

– Жаль твой магнитофон, – сказал он. – Я бы послушал музыку.

– Я тоже. Но ты все равно пиздишь без продыху. – Чечен остановился, с хрустом размял пальцы, посмотрел на Убера издевательски – сверху вниз. Помогая загипсованной рукой, начал наматывать на кулак боксерский бинт. – Не думаю, что я буду скучать в этот вечер.