Питер

– Да знаю я! – ответил голос Уберфюрера. – Но то при свете! При свете бы и я съел парочку. Фигли, деликатес. Но в темноте?! Мерзкие, скользкие…

Профессор закашлялся.

– Зачем же так преувеличивать? – сказал он наконец. – Улитки, конечно, не особо привлекательны внешне и шевелятся, но…

Уберфюрер, в панике:

– Блин, они шевелятся!!

– Кто шевелится?!

Пауза.

– Профессор, это вы сказали? – осторожно спросил Иван, хотя уже понимал, что – нет. Голос был своеобразный по тембру. Незнакомый. С необычным мягким произношением.

– Конечно нет, – возмутился профессор.

– Миша, ты?

– Не-а.

– Ты еще меня спроси, – язвительно предложил из темноты Уберфюрер. – Ясно же, что тут есть кто-то еще, кроме нас трех… извините, профессор… четырех придурков. Эй! Слышишь? Отзовись!

Молчание. Капающая вода.

– Я спросил, кто тут еще есть? – Уберфюрер начал терять терпение. – А ну отзовись!

Молчание.

– Отзовись, говорю, – ласковым, до мурашек по коже, голосом попросил Уберфюрер. – Я вообще-то добрый, конечно. Но могу и в лоб – даже наощупь. Кто тут есть?

– Я, – сказали в темноте. Эта клетка находилась гораздо ближе к выходу. И когда горела свеча, ее обитателя Иван не заметил.

– Кто «я»? Как зовут? – допрашивал скинхед.

– Юра зовут, – ответил тот же голос. Пауза. – Иногда еще Нельсоном называют.

– Как британского адмирала, что ли? – спросил Уберфюрер.

– Ну… – Пауза. – Не совсем.

– У меня есть другие варианты, – Водяник зашептал совсем рядом. – Но что-то я не думаю, что нашему другу они понравятся…

– С какой станции? – продолжал допрос Уберфюрер.

– С Техноложки, – ответил невидимый Юра.

– Ни фига себе! Так ты из «мазутов»? А как сюда попал?

– По глупости.

– Оно и понятно, что не от великого ума, – вздохнул Убер. – Правда, Проф?

Водяник обиженно засопел в темноте.

– Не боись, братан, – подбодрил Уберфюрер. – Мы тебя отсюда вытащим. Кстати, – скинхед помедлил, – у кого есть варианты, как это провернуть?

* * *

Варианты не появились ни через четыре кормежки (двое суток, отметил Иван), ни через пять, ни через шесть.

Тюремщик все так же шаркающе развозил еду – иногда это были не улитки, а грибы, иногда даже безвкусная, без соли, вареная крупа. Час выбора приближался. А они пока ничего не придумали. Что можно сделать против слепых – в полной темноте? Что вообще можно сделать?

– Профессор, – сказал Кузнецов жалобно, – Я не хотел говорить. Но я уже давно вижу… вижу свет и слышу голоса. Словно со мной кто-то говорит. Но мне кажется, что на самом деле этого нет. Я… что со мной?

– Ничего страшного. Это последствия сенсорной депривации, – сказал профессор.

– Что? – Иван поднял голову.

– Помните, что принесло нам победу над Восстанием?

Иван почесал щетинистый подбородок.

Интересное, кстати, ощущение. Иван снова провел ладонью по подбородку. Скребущий звук. Словно челюсть увеличилась в размерах и теперь огромная, метр на полтора, как минимум. Провел другой ладонью – мда. Теперь казалось, что подбородок уменьшился до размера ореха. И вообще: сам Иван маленький, словно был спрятан в шкатулке.

– Помните? – повторил профессор.

– Как что? – сказал Иван. – Газ. Та фиолетовая фигня, что мы сделали. Вы же сами рассказывали про этот американский проект… как его?

– «МК-Ультра». – Профессор вздохнул. Ивану казалось, что его вздох обрел физическую форму и теперь летает, мягко бьется о стенки камеры, как мячик. – Понимаете, сейчас это проект бьет по нам.

– Не понял, – сказал Иван.

– Галлюциногены и их военное применение – это был один из пунктов программы МК-Ультра. Другой пункт – открытие доктора Камерона, который заведовал всем этим зоопарком, сенсорная депривация.

– Что это?

– Метод психологической пытки. Раскалывались самые стойкие люди, которых обычными пытками можно было убить, но не сломать. Смотрите, от чего страдают люди: галлюцинации, боли в голове и желудке, нервная возбудимость, подавленность, рассеянное внимание и многое-многое другое… И все это делается – не применяя физического насилия.

Иван помолчал. Вот, значит, как.

– И в чем суть этой… депривации?

– В том, чтобы блокировать все каналы, по которым человеческий мозг получает сведения о мире. Для этого испытуемого помещали в соленую воду с температурой, равной температуре человеческого тела, надевали наушники и повязку на глаза. Такое положение вызывает сенсорный голод. Человек не чувствует ни рук, ни ног, его органы чувств не получают никакой информации. После нескольких дней заключения из человека можно было лепить все, что угодно. А доктор Камерон держал некоторых пациентов в таком положении до полугода.

– Да он садист, – сказал Уберфюрер.

– Верно. Это одна из черт характера, без которой настоящему ученому не обойтись.

– То есть – нас ломают? – уточнил Иван.

Профессор кивнул. Иван фактически видел, как он это сделал. Такой смешной профессор, собранный из цветных колец, как детская пирамидка. Раскрашенная голова с пластиковым носом. И он кивает. Кивает. Кивает…

Иван встряхнул головой. Какие-то глюки начинаются.