— Люди в горе иногда делают то, чего не стали бы делать в обычной жизни — ведут себя так, что это идет вразрез с их убеждениями. Если Фишхофу было одиноко, он, возможно, искал общества. Возможно, он дал послабление своим принципам или исследовал ту часть себя, в которую не осмеливался углубляться раньше. Ты что-то говорила о бондаже?
— Да, у меня сложилось такое впечатление от этого места. Там были клетки и плетки. Цепи, лак, кожа — все в этом духе. А что такое?
— Мария Луиза Янг сказала, что видела, как Мия Сарк ударила Фишхофа.
Элоиза сощурилась.
—
— Да. Она якобы дала ему пощечину, а потом они стали целоваться.
— Что, прости?
— Ага.
— Я думала, их просто
— Предположительно, это было именно так.
— Но… — ошеломленно проговорила Элоиза. — Мия Сарк ведь была совсем юной.
— Да. Девятнадцатилетней.
— А Ян был так… так…
— Да. Немолод.
— Серьезно, он, должно быть, был лет на двадцать пять старше ее?!
— Да, и я прекрасно понимаю, о чем ты сейчас думаешь, но ей все-таки
— Да, но… все равно. — Элоиза прикусила губу и посмотрела на поля, простиравшиеся за участком. Земля была черной и бесплодной, насколько хватало глаз.
— Ты нашла Зельнера? — спросил Шефер.
— Да, но от него было трудно получить какую-то информацию.
— Он же тебя не знает. Ты журналистка, а он полицейский. Масло и вода.
— Нет, похоже, проблема в другом. У меня было четкое ощущение, что он что-то скрывает.
— Зельнер?
— Да, как и другой следователь, Карл Ребель, про которого я тебе рассказывала. Что-то в здешней полиции нечисто, Шефер. Я чувствую это!
— Ах ты
— Да ладно, ты же знаешь, что я имею в виду. Он казался… мутным! И от него сильно пахло спиртным.
— Неужели? — тяжело вздохнул Шефер. — Я думал, что он взял себя в руки.
— О чем ты?
— Когда Зельнер был в Таиланде, случилось цунами. Он потерял там жену и детей, и это чертовски выбило его из колеи.
— О боже, какой ужас! — Элоиза откинула голову и закрыла глаза.
— Да, это была чудовищная трагедия. После этого он долго сидел на больничном, впал в депрессию и совсем ушел под воду. Было похоже, что он решил упиться до смерти, но потом сменил курс. По крайней мере, мне так показалось, потому что через год он вернулся на работу.
— Теперь меня мучает совесть.
— За что?
— За то, как я себя вела. Я намекала ему, что он либо некомпетентен, либо коррумпирован.
— Здо́рово, — сказал Шефер.
— Но я понятия не имела, что он… — вздохнула Элоиза. — Нужно было тебе рассказать мне эту историю
Она услышала, что к дому подъезжает машина, и обернулась на звук. Машина сбавила скорость и медленно проехала мимо дома. Элоиза вернулась к разговору.
— Кстати, я сейчас в доме Тома Мазорека. Вернее, в доме его матери, где он жил большую часть времени.
— И что может сказать мать?
— Не много. Она умерла в прошлом году, и с тех пор дом выставлен на продажу — рассыпающийся старый дом. Все ее вещи здесь, тут все гниет. Место безумно отвратительное.
Элоиза обошла гостевой домик и посмотрела на него снаружи.
— Что ты там делаешь? — спросил Шефер.
Элоиза колебалась. Ее взгляд скользил от гостевого домика к дому, где жила Рената Мазорек, и обратно.
— Говорят, он был дамским угодником, — сказала она. — И у него было много женщин.
— Кто был дамским угодником?
— Мазорек. Люди говорят, что это был любимец дам.
— Счастливчик, — сказал Шефер. — А еще что говорят?
Элоиза немного помолчала, размышляя.
— Этот человек жил со своей матерью, — пробормотала она, словно разговаривая сама с собой.
— Чего-чего?
— Это бессмыслица, Шефер. Какую женщину привлечет мужчина, который живет с родителями? Никакую.
— Мы же не знаем, водил ли он вышеупомянутых дам к себе домой.
Элоиза уставилась на гостевой домик.
— В этом месте что-то есть…
Она посмотрела на главный дом, и вдруг ей стало очень не по себе. Образ Рене Декера, достающего пистолет и целящегося в нее, мелькнул перед ее мысленным взором, и ее захлестнула волна беспокойства.
Она обернулась, посмотрела на пустынные поля и лес, окружавшие дом с другой стороны, и внезапно осознала, насколько она беззащитна. Совсем одна, вдали от всего и всех.
Она снова услышала, как к дому подъезжает машина. На этот раз, похоже, с противоположной стороны. Машина замедлила ход, на малой скорости проехала мимо, и Элоиза почувствовала, как в висках у нее застучало.
— Шефер, я перезвоню тебе позже, — сказала она.
Она повесила трубку и быстрыми шагами направилась к своей машине.
Элоиза вернулась в Гердасминде, приняла душ, собрала свои записки и сложила их в сумку. По дороге в Сеннерборг она позвонила Яну. Трубку сняла Рут и тут же принялась ругаться на приезд Шефера.