Гавриил Агабеков в Мариуполе вместе с семьей перешел в православие из ислама. Перебежчика за чудный голос вначале рукоположили во диакона, затем в иереи. Целибат. Двоеженец. Как древний пророк Авраам. Ему можно, а мне нельзя, сказал Гавриил. Еще он просто чудесный человек. Выдал меня за главного мариупольского педофила и чуть было не посадил на пожизненное. Но это все безвестные герои. Знаменитого схиигумена Илию (Романова) знает вся Россия. Владыка Викентий рукоположил его в иеромонахи, хотя и знал, что в прошлом это уголовный преступник и убийца. Теперь он в запрещении и лишен сана. В девяностые на Ганиной яме он смог отстроить крупный монастырь. Погорел властный игумен на короновирусе и мордобое журналистки Собчак.
Службы в храме кончились до субботы. Вокруг трава вымахала по колено и выше, бабкам старым до туалета не добраться. Спрашиваю казначея, была ли косилка у храма?
– А как же. Мы деньги собирали на нее. Но куда она делась, не знаю.
Звоню батюшке. Спрашиваю, где косилка?
– Да они купили тогда супер китайскую косилку…
– И? Где она сейчас?
Пауза. Священник думает, что ответить.
– Она давным-давно поломалась.
– А нельзя ли ее починить?
– Ну, ее продали на запчасти.
– Кто?
– Вроде как я продал. Да у меня своя косилка есть. Заплатите мне две тысячи и я вам за день все выкошу.
– Батюшка, у меня денег нет. Надо идти голоса собирать, чтобы Нина (казначей) деньги дала на это. А в прошлом году все выкосили за полторы. Так что погодите. Я до субботы все узнаю.
Кладу трубку. Что узнал? Священник присвоил себе косилку. И не жалея, загнал ее в хлам, затем продал. Купил новую на церковные же деньги и теперь требует с храма деньги за то, чтобы выкосить траву на своем же приходе, в своей же церкви, у которой он украл не только косилку, но и многое-многое другое, служа Господу Богу в Спасо Преображенском храме двенадцатый год.
Ото всего услышанного в голове как свинец расплавился. Одни развратничали в храме, другие все растащили и сейчас тащат последнее. Прошло минут сорок. Снова звонит батюшка. Просит отслужить заказную литургию о здравии.
– Да я еще от понедельника не очухался.
И тут пошел Достоевский… Голос в трубке стал ломаться, дрожать, то падать до низких октав, то свистеть фальцетом… Вот она, настоящая Россия.
– Ну, не знаю, уж как ты сможешь… Может, как-нибудь отслужим, или позже. А насчет покосить, там столько работы. Это не меньше двух тысяч, не меньше, уж точно…
Голос в трубке замолчал. Просить, кроме меня было не у кого и я просто сказал.
– Лучше всего отслужить на Луку, в четверг. Вы скажите Нине Федоровне, чтобы сказала или написала всем, что будет служба святителю. Отслужим. А я позвоню Тамаре и она может кому-то скажет, чтобы люди были.
И сделав паузу, продолжил.
– Батюшка, я с вас ни шоколадок, ни конфет, ни денег никогда не беру, а вот вы берете. За все. Так хоть раз покосите траву для церкви бесплатно. Это же ваша церковь, ваш приход. Неужто за все и всегда приходу вам платить?
Понимая, что сейчас никто кроме меня не поможет положить ему в карман две тысячи за заказную службу, священник сдался.
– Ладно, хорошо, но только на следующей неделе.
– Да, после всех святых. Там будет посвободнее. – и положил трубку.
Наутро нас с матерью старухой порвал на части очередной кухонный скандал. Нервы и обиды за службу святителю Луке, архиепископу Крымскому. И за службу Святому Духу было тоже самое. Только во вторник. Со швырянием кастрюль, опрокинутым на штанину кипятком, моими воплями, проклятиями и матом «о всех и за вся». Терзания не оставили нас и в обед. Редко кому и в голову придет такое, но бесам приходит.
Так, с вытрясенной наизнанку душой, не выспавшийся, с болью в глазу и позвоночнике утром поползешь открывать храм. Про который все время хочется сказать: «Был храм, превратили в хлам, теперь только срам». А батюшка, похоже меня обманул, деньги взял за заказную, мне и спасибо не сказал, а трава пусть растет!
Восемнадцатого июня в пустом храме замироточила икона Всех святых в земле Российской просиявших. Я понял это, когда к ней прикладывался. Всю неделю храм был в состоянии уборки. Я ходил каждый день и тер полы от воска и грязи по квадратикам, не пропуская ничего. И в перерывах делал работу что полегче: иконы готовил к празднику, оттер и ее до блеска. На другой день она вся была липкая. Похоже на выделения лимонника, но без запаха. Сначала я подумал: «Мухи засидели, вот и липкая». Но столько мух не было. И тогда я автоматически взял салфетку и вытер ее насухо. «Правило» отца Александра Новикова.
– Замироточила икона? Стереть и никому не говорить! – ответил мне тогда батюшка.
И он был прав. Нас ждут скорби, а эти дурочки прихожанки закудахчут от радости. Ой, какая радость! И у нас потекло! Перед вторжением Гитлера в России мироточило полторы тысячи икон. Тридцать миллионов трупов за четыре года.