Письма к козьему богу

– Мы первый раз с таким отношением сталкиваемся, – обращается врач к пожилой медсестре, делая круглые глаза.

Медсестра улыбается. «Мы» не то еще слышали.

– Так, где вы родились и когда?

Отвечаю.

– Кто ваши родители?

Ответ.

– Живы ли они на данный момент?

– Мама жива, мы вместе приехали. Отец умер в 1977 году.

Журавлев тотчас вгрызся в раннюю смерть отца. Не суицид ли? Не алкоголик-наркоман, клеем дышащий? А может, на зоне прикончили. Так тут и до выявленного диагноза рукой подать. Предрасположенность – дочь психиатрии.

– Отчего он умер?

– Причина смерти – легочное кровотечение.

И началось. Почему? Отчего? Как произошло? Кто был рядом? Через десять минут, поняв, что мне было всего 11 лет и здесь диагноз не зарыт, «беседа» продолжилась.

– Образование?

– Высшее.

– Как это высшее? – не поверил Журавлев, с сомнением поглядев на косоглазого «шизика».

– Высшее. Педагогический университет в Кишиневе. 1992 год.

Он еще с большим сомнением поглядел на меня.

– На вид вы простой рабочий, а не интеллигент.

Улыбнулся. Сказать нечего.

– Так. Поступили в институт и что дальше, учились?

– Год. Потом армия.

Журавлев смотрит недоверчиво.

– Какая армия?

– Советская. Брали всех. Афган.

– Как всех? А военная кафедра?

– И близко не было. Это же пединститут.

– Что-то я вас совсем не понимаю. И что, вы служили в армии?

– Да. Два года.

– А потом?

– Доучивался еще четыре года.

– А в Шую-то вы как попали?

– Искал работу, в Колобово было место учителя.

– Я вообще ничего не могу понять, как вы с Кишинева попали именно сюда?

– Тетка и дядька жили здесь. Мама моя с Семейкино. Мы позвонили, сказали: ищем работу. Все.

Я вполне понимаю этого врача. С точки зрения любого нормального человека, ехать в голодную ельцинскую Россию мог только человек не в своем уме. Это при моих тогда возможностях уехать с шиком за границу. А в Шую тем более. И это очень вдохновило Валентина Борисовича – диагноз почти созрел.

– Так. Работали в Колобово. А почему уехали?

– Разболелся, – сую ему под нос выписку госпитализаций из своей карточки. Хорошо, что все было с собой.

Тот недоверчиво читает: язва, пиелонефрит, простатит.

– Почему вы заболели? Чем это было вызвано?

– Морили голодом. Не давали сдать на категорию. Получал копейки. Не хватало на хлеб.

Тут Журавлев просто взвился. Что за бред несет его пациент?

– Какой голод? Вы что говорите?

– Неужели вы все забыли? Девяностые – сплошная нищета. Люди по полгода не получали честно заработанные копейки.

– Забыл, – подавлено произнес врач.

Оправившись, продолжил.

– Так. Что было дальше.

– Лечился с год. Позже устроился на работу.

– Куда?

– В колонию строго режима. Учителем в школу при ней.

Допрашивающий растерялся. «Если это так, то вы не мой пациент», – говорили глаза врача. Мой ответ сказал ему самое главное – на учете я не состоял. По крайней мере, в своем городе. Выявлять болезнь было не из чего. Пожалев не в меру ретивого психиатра, решил не говорить о таможне, где с психами тоже напряг и еще пару подобных фактов биографии.

– Работали в колонии…

– С год.

– А потом?

– Потом в торговом техникуме. Преподавал коммерческое право.

Если бы у врача были очки, они от удивления вслед за глазами уперлись в потолок.

– Как? Вас взяли с дипломом историка?

– Вторая профессия – правовед. Поэтому и взяли. Никто не шел. Платили копейки.

– Как вторая? Диплом-то один.

– Готовили по двум специальностям.

Смотрю, то ли он тот еще артист, то ли просто проверяет абстрактно-логическое мышление (умение абстрагировать и делать логические умозаключения в процессе неожиданно длительного для пациента целенаправленного диалога со стороны врача), навыки речи (психомоторику в действии), эмоциональное состояние в процессе постановки неприятных для опрашиваемого блоков вопросов и так далее. Название метода диагностики психических расстройств: «Тестирование в процессе беседы для выставления первичного диагноза». На это уходит от тридцати минут до нескольких часов плюс консультация психолога.

Ну зачем психиатру две профессии пациента для выставления одного диагноза? Хватит и одной. Правда, способ сделать тебя психом русский врач отыскал безошибочный. Оправившись, Журавлев спрашивает.

– Почему вы ушли?

Он весь превратился во внимание. Не проворонить бы маниакально навязчивые депрессивные состояния, вызывающие тягу к перемене мест. Неуживчивость, асоциальное состояние психики и поведения в коллективе налицо. Надо же, год проработал и побежал!

– Ушел, да и все.

Журавлев не отступает. Еще мгновение и диагноз будет поставлен.

– Так, почему вы ушли? – в интонации появляются стальные нотки.

Объяснять, что заставил уйти духовник и иже с ним, не стал. Мне откровенно игры разума в желтом доме стали надоедать.

– Работа рядом с домом. Колония за городом. Далеко ехать.

– Хорошо. Работали в техникуме. Дальше что?

– Восемь уроков в день и по субботам. Нервные перегрузки, недосыпание. Через год открылись старые болячки.

– И что?

– Работал больным, дисбактериоз не вылечили. Боли. Вздутие. С каждым годом все хуже и хуже. В итоге рассчитался.

– И? Не работали?

– Нет. Не работал.

– Чем же вы занимались?