Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Чтобы оправдать бога от обвинения в якобы кажущейся и временной его несправедливости, богословы придумали догмат загробной жизни. Они утверждают, что богу нравится испытывать на земле даже своих любимцев с твердым намерением сторицей вознаградить их в будущей жизни. Но, как я, кажется, уже говорил, испытание, которому бог подвергает своих лучших детей, или доказывает его несправедливость, хотя бы и временную, или опровергает его всеведение. Если бог всеведущ и ему открыты самые сокровенные уголки человеческого сердца, зачем ему испытывать свои создания? Если он решил их поддержать и оказал им милость, разве он не уверен, что они никогда не согрешат? Если же бог несправедлив и жесток, значит он и непостоянен и может хотя бы на некоторое время изменить своему характеру, а следовательно - и изменить своей божественной сущности, которая должна бы быть нерушимой. Что подумали бы мы о государе, который временно подверг своих фаворитов самому жестокому и незаслуженному обращению, чтобы их испытать, и который полагал бы все загладить, осыпав их в дальнейшем величайшими милостями? Разве не показался бы нам такой властелин злым, взбалмошным и жестоким? А между тем этого недоверчивого и подозрительного властителя еще можно бы понять и извинить, если бы он в собственных интересах подверг некоторому искусу своих слуг, желая испытать их преданность. Но это никак не применимо к всезнающему и всемогущему богу, которому в силу этих свойств нечего опасаться своих созданий. Мы видим, таким образом, что богословы заставляют бога играть странную - ребячливую, недостойную роль, когда утверждают, что он испытывает своих слуг, принуждая их безвинно страдать в этом мире в чаянии награды в мире ином. Богословы не поскупятся, конечно, на доводы, оправдывающие такое поведение бога; но это опять-таки будут указания на божественное всемогущество, на абсолютную власть над человеком, перед которым бог не обязан отчитываться в своих действиях, и мы снова, как всегда, убедимся, что богословие, желая оправдать бога, делает из него деспота и тирана, то есть самого ненавистного из повелителей.

Остаюсь и так далее.

ПИСЬМО ПЯТОЕ.

(О бессмертии души и о догме загробной жизни).

Итак, сударыня, мы подошли к рассмотрению догмата будущей жизни, согласно которому полагают, что, заставив людей пройти через искушения, испытания и превратности земного существования, бог вознаграждает их или наказывает в жизни загробной в зависимости от того заслужат ли они его любовь или гнев. Эта догма - одна из основных в христианском вероучении утверждается на множестве принципов и предположений, в полной абсурдности которых и несовместимости с представлениями той же религии о божестве мы уже убедились. Действительно, эта догма предполагает, что человек в состоянии оскорбить или ублаготворить повелителя вселенной, повлиять на его настроение, разжечь его гнев, огорчить его сопротивляться его воле, не подчиняться его власти. Эта догма предполагает свободу человека - принцип, который мы только что нашли несовместимым с благостью, справедливостью и всемогуществом бога. Она предполагает, что богу необходимо испытать свои творения и заставить их, так сказать, пройти известный искус, чтобы определить их дальнейшую судьбу. Догма эта предполагает, что бог, сотворивший человека для счастья, бессилен сразу же наставить его на путь к вечному блаженству. Она предполагает, что человек переживает самого себя и после смерти будет в состоянии думать, чувствовать, действовать, как и при жизни. Одним словом, она предполагает бессмертие души; эта догма была неизвестна законодателю иудеев, ни разу не обмолвившемуся о ней народу избранному самим богом; во времена же Иисуса Христа в Иерусалиме к этой догме относились по-разному; одни ее допускали, другие отвергали; сам же мессия, пришедший наставлять народы на путь истинный, ничего определенного по этому вопросу не высказал; эта догма, невидимому, зародилась в Египте или Индии, еще до возникновения иудейской религии, а евреям стала известна только после того как они познакомились с языческой философией и доктринами Платона (1).

Каково бы ни было происхождение этой догмы, христиане с жадностью на нее набросились и сочли ее весьма подходящей для своего вероучения, все принципы которого построены на чуде; они, конечно, почли бы преступлением принять догму, хотя сколько-нибудь сообразную с разумом. Итак, не доискиваясь до первых изобретателей этой непостижимой догмы, рассмотрим ее сущность; посмотрим со всей возможной трезвостью, насколько серьезны поддерживающие ее принципы; примем ее, если она окажется оправданной, и отбросим, если не найдем никаких доказательств ее истинности, если она окажется противоречащей разуму, даже если вся античная древность считала ее незыблемой, даже если эта идея была принята большею частью человечества.