Вотъ отъ чего придется вамъ спасти въ будущемъ своего ребенка, хотя, конечно, воспитывая его по намченному мною плану, вы не застрахуете его отъ какихъ-нибудь мелкихъ огорченій, въ род того, что какой-нибудь грубый нахалъ назоветъ его «ходячею мщанскою нравственностью». Въ жизни вдь нельзя прожить безъ мелкихъ непріятностей, и вы, какъ любящая мать, конечно, охотне приготовите своему сыну эту маленькую непріятность, чмъ несчастную судьбу человка, вчно гонимаго за умъ, за доброту, за честность, за правду.
Вы, можетъ-быть, спросите меня: готовлю ли я по этой систем своихъ дтей къ жизни? Я вамъ могу отвтить только одно: къ счастію, у меня нтъ дтей. Если бы у меня были дти, милостивая государыня, можетъ-быть, я счелъ бы необходимымъ научить ихъ, главнымъ образомъ, только одному — умнью вовсе не дорожить жизнью, ни счастливою, ни несчастною, и всегда спокойно идти навстрчу смерти; только съ этимъ умньемъ можно, при современномъ положеніи общества, смло и бодро пройти избранной дорогой, но для этого, сударыня, нужны вовсе не локончики вашаго мальчика и не его голенькія ножки съ кокетливой, шотландской юбочкой.
Примите увреніе въ моемъ искреннемъ уваженіи къ вамъ, готовый къ услугамъ вашимъ.
II
Письмо къ бывшему другу
Другъ моей юности, нын мой врагъ!
Начинаю этою некрасовскою строкою письмо къ теб, во-первыхъ, потому, что она вполн характеризуетъ наши отношенія, а, во-вторыхъ, потому, что мн, какъ человку, сходящему съ ума, постоянно при каждомъ новомъ событіи, при каждомъ новомъ явленіи вспоминаются какіе-то прочитанные когда-то стихи, изреченія, афоризмы и чаще всего твержу я теперь одн и т же дв строки:
Вчера впервые я не подалъ теб своей руки, когда ты протянулъ мн свою руку, на прощаньи, и теб, можетъ-быть, покажется страннымъ, что уже сегодня я протягиваю теб снова руку не только для простого рукопожатія, но для того, чтобы написать теб длинное письмо. Въ подобныхъ случаяхъ пишутся обыкновенно только ругательныя или извинительныя письма. Первыя не читаются получателями, вторыя вызываютъ въ получателяхъ гадливое чувство къ пишущимъ. Въ моемъ письм ты не найдешь ни ругательствъ, ни извиненій. Въ настоящее время я и порываю, и завязываю связи съ людьми совершенно равнодушно и каждый разъ при сближеніи или разрыв съ ними думаю: «это только на короткое время, потому что для меня скоро замолкнетъ и злоба, и любовь, такъ какъ я самъ замолкну для нихъ въ царств вчнаго сна — въ царств смерти или безумія». Я пишу теб и другимъ, когда-то близкимъ мн людямъ, просто потому, что мн, сходящему съ ума человку, все еще кажется, что я могу остановить ихъ на проходимомъ ими пути, — перемнить полетъ пущенной изъ лука стрлы, остановить громовой ударъ, когда уже блеснула молнія. Эта безумная мысль позволительна, можетъ-быть, только мн, но я крпко держусь за нее, какъ за послднее утшеніе, и продолжаю воображать, что мн стоитъ только освтить передъ людьми ту пропасть, къ которой они стремятся, и они остановятся, своротятъ въ сторону и спасутъ себя. Они спасутъ себя и почему же? — потому, что имъ открылъ глаза сходящій съ ума человкъ! Впрочемъ, эта мысль не совсмъ безумная, такъ какъ какой-то мудрецъ сказалъ, что только безумцы спасали міръ и длали перевороты въ умственномъ и нравственномъ направленіяхъ общества.
Мы никогда не ссорились съ тобою, до вчерашняго дня мы были друзьями; вчера тоже, повидимому, не произошло ничего особеннаго, и ты, можетъ-быть, крайне удивился, когда я не подалъ теб руки. Ты, можетъ-быть, даже приписалъ мой поступокъ моему умственному разстройству и потому мн нужно напомнить теб вс мелочи вчерашняго дня…
— Теб нужно бы отдохнуть мсяцъ, другой, разсяться, полчиться…
Ты сказалъ мн эти слова вчера — сказалъ ихъ теплымъ, дружескимъ тономъ; на твоемъ лиц отражалось чувство искренняго участія. Я могъ бы только поблагодарить тебя за этотъ совтъ, если бы онъ данъ былъ въ другое время, если бы я не зналъ, во имя какихъ принциповъ и убжденій давался онъ. Но вспомни все, что предшествовало вчера твоимъ послднимъ словамъ, обращеннымъ ко мн.
Вчера были открыты въ правленіи желзной дороги, гд мы оба служимъ, крупныя злоупотребленія одного изъ директоровъ. Управляющій призвалъ насъ на совтъ и спросилъ, что намъ длать.
— Изслдовать все дло и представить общему собранію подробный отчетъ объ этомъ мошенничеств,- сказалъ я.
Управляющій поблднлъ и съ ироніей замтилъ мн:
— Вашъ совтъ очень простъ, но, къ сожалнію, онъ никуда не годится. Мы не должны подрывать кредитъ нашей желзной дороги въ общественномъ мнніи и предавать огласк всякіе закулисные дрязги.
— To-есть, мы должны прикрывать каждаго мерзавца? — спросилъ я. — Это хорошій способъ расплодить негодяевъ!