Любуюсь подругой. Она расцвела на свежем воздухе и немного раздобрела. Но ей даже к лицу.
– Я тут набросала вчера, но куда-то бумажку сунула, – Геля улыбается, глядя на одного из сыновей. Медвежонок, закрыв карие глазки, выпустил её сосок изо рта и сладко зевнул.
– Держи своего Гуся, – кладу ей на другую руку синеглазого малыша и забираю Медвежонка, – и сиди думай.
Укладываю ребёнка на мягкий матрасик в одной из корзин для грибов и встаю, чтобы поправить зонт. Вдалеке слышится рёв мотора. Сюда, кроме продуктовой газели, редко заезжают легковушки. Но звук её двигателя я хорошо выучила.
– Назову их Джек и Генри! – дурачится Геля.
– Для пуделя и спаниеля вполне, поэтому нет.
– Нафанаил и Агафапут.
– Слабо верится, что девять месяцев ты ждала Нафанаила и Агафапута, – натянуто улыбаюсь я.
Интуиция подсказывает, кто-то пожаловал по наши души. Но про эту деревушку в курсе только родители. Мурашки разбегаются по позвоночнику.
– Юля, что? – Геля испуганно смотрит на меня. – Что случилось?
Судорожно соображаю. Если Алекс нашёл нас, то Гелю и детей он не тронет. А вот родню мою положить может. И Фатиму. Она, как и Геля, здесь совсем преобразилась. Доит с Катей коров на ранней зорьке, в огороде шустрит. Похоже, мы нашли для нее новый дом. Тётка с дядькой в ней души не чают.
– Идём домой.
Геля понимает меня с полуслова. Оторвав от груди малыша, кладёт его в корзину и с решительным видом поднимается. Гусь недовольно хнычет. Он более беспокойный, хотя Геля уделяет внимание одинаково обоим сыновьям.
– Я не вернусь! – цедит она сквозь зубы.
– Прошу тебя вернуться к нашей избушке на курьих ножках, – поднимаю корзину с Медвежонком. – Ты единственная, кого Алекс не тронет.
Геля заметно нервничает.
– Спокойно, А то молоко пропадёт. Держи! – Бегу к дому и с порога кричу: – Народ! К нам, походу, гости!
Всё заранее продумано. Фатима тут же бросает недовязанный носок и бежит прятаться за баню. Катя тяжёлой поступью следует за ней. Оттуда, в случае чего, они добегут до соседей и вызовут милицию. Иван, отставив тарелку с борщом, хватает со стены ружьё и поднимается на чердак. На память о дне рождения Алекса у меня остались и «Сайга», и пистолет. В карабине ещё два патрона. Геля заходит в дом, глаза уже на мокром месте. Гусь в корзине разошёлся не на шутку, а медвежонок дрыхнет сном ангела. Геля усаживается в кресло, ставит корзины возле себя и, достав горлопана, даёт ему грудь.
– Может, пронесло. И это не Алекс, – киваю я ей и скрываюсь в комнате за занавеской.
В этой комнате два окна. Одно на дорогу, второе – на соседский дом. Открываю оба.
Мимо забора проносится серая бэха. Нервишки шалят и нет сил ждать в комнате. Вылезаю в окно и бегу к калитке.
Алекс, оставив машину на дальнем конце деревни, в растерянности застыл посреди дороги. Моя машина стоит на соседском заброшенном участке. Смотрю в прицел карабина, пристроив дуло в прорезь частокола. Сердце колотит со страшной силой. Минута кажется вечностью. Слышу шорох шагов Алекса. Наконец он появляется, и крик сам собой вылетает из моей груди:
– Руки за голову!
Алекс находит глазами дуло карабина и выполняет приказ.
– Юль, я с миром приехал.
– Откуда адрес взял?
– Князь навёл.
Молчу, переваривая. А я-то считала, что они найдут меня хоть в заднице дьявола, но только не здесь.
– Ты можешь больше не боятся Дрона.
Я встаю на пень и выглядываю над забором.
– Я правильно поняла?
– Да.
– Респект. Зачем приехал?
– Глупый вопрос. Поговорить. С женой.
Слышу сзади шаги. Геля не усидела. Алекс меняется в лице и с отчаянием переводит взгляд с дула на жену.
– Заходи, – разрешаю я.
Алекс сидит в кресле и рассматривает Гуся. По выбритым щекам текут слёзы. Я разогреваю гостю картошку с котлетами, а Геля качает на руках Медвежонка. Иван остаётся на чердаке. Катя с Фатимой, думаю, ушли на наши матрасы на речку.
Алекс касается губами крошечного кулачка Гуся.
– Какой пацанёнок… Мой малыш, – шепчет Алекс.
Мои слёзы капают прямо в сковородку, и я отодвигаю её дальше на печку. Сейчас мне жалко их всех четверых. Порой кажется, что я совершила огромную глупость. Тысячу раз уже поклялась не влезать больше ни в чью жизнь.
– Геля, – украдкой вытираю лицо, – положи Алексу сама. Я пойду прилягу.
В соседней комнате седлаю стул и слушаю разговоры, гипнотизируя пистолет. Не верю до конца Алексу и потому положила ствол рядом на тумбочку.
Через полчаса супружеских объяснений супругов становится тошно. Радует одно: Геля не сдаётся и стоит на своём.
– Помнишь, я обещал найти твою маму? —тяжело вздыхает Алекс.
Похоже, в ход пошла вся королевская рать.
– Ирина тяжело больна и потеряла память…
– Где она?
Скрип половицы. Надо понимать, Геля уже возле Алекса.
– В больнице пока, – голос его становится мягче и слаще. – Я в свой день рождения к ней ездил. Кресло инвалидное новое купил. Гостинцев отвёз. Не хотел волновать тебя перед родами, да и врачи ей сейчас лекарства курсят. Мне знакомые пацаны из Германии привезли по первому зову.
– Мамочка! – всхлипывает Геля.
Скрипит кресло.
– Манюнь, не плачь! Иди ко мне.
– Нет!
Снова под ногами Гели поскрипывает пол.