«Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

— С ним дорого, — протянул Цой Ночка. — Ты вед’ знаешь, мы равнинным брат’ям помогаем, отсылаем их туда, где росов нет.

— В Латинскую Америку, je sais.

— Да. Туда одна дорога — на корабле. У нас с люд’ми Набедренных уговоры есть, но бол’но уж дорого берут. А новый человек тут — всегда новая возможност’. Вдруг мы найдём ему что такого предложит’, отчего все в прибыли останутся?

Гныщевич заложил руки за голову и прикинул.

Вокруг нового владельца верфи развернулась нынче та ещё agitation, всяк думал, как бы у него себе кусок урвать. Из промышленников люди, из торговцев — Гныщевич давно уж почитал своим долгом держать с ними немного связь, полезное это дело. И все они, конечно, головы себе переломали.

Как так? Зачем это граф? Что за тонкая такая интрига, собственными руками свою монополию рушить? Может, у графа дела шибко не на лад, раз пришлось на такие жертвы идти? Может, новый человек — его ставленник? Как и по кому это ударит? Али перекрыть какие каналы пытаются?

En somme, не знали они графа.

Оно и понятно: кому в здравом уме придёт в голову, что его сиятельство верфь просто так выкинул, за красивые оскопистские глазки? Ну да это ладно. Чего точно никто не разумел — так это что новый человек, хозяин борделя, и сам никакого понятия не имеет, как дальше-то ему. Он несколько иными услугами промышлять привык.

— Не обольщайся, — постановил наконец Гныщевич. — Этот новый владелец в верфях ни лешего не смыслит. О равнинных брат’ях, — передразнил он, — всё равно договариваться — с управляющими да матросами. А они пока всё те же, две недельки нонешнему хозяину дали на очухаться. Так что тут я, друг мой, не вижу более сочных пастбищ, чем раньше.

— Никак? — расстроился Цой Ночка. Гныщевич вздохнул.

— Я могу пошерстить. Господа промышленники и купцы новичку всеми силами строят dumping… как это по-росски? Демпинг. Не делай такое лицо, умные книги я не на росском читаю! Следовательно, на третью грузовую можно заглянуть, разобраться… когда-нибудь. А вот когда настанет это когда-нибудь, зависит от того, что ты можешь мне предложить.

Партнёры так партнёры, пора и Гныщевичу поднести его чашечку крови.

В дверь постучали — нервно и требовательно. Цой Ночка любые встречи у себя в резиденции обустраивал — следил за сроками, за закусками, за освещением и кто где стоять будет. Видать, художественная жилка какая-то нереализованная. А потому любые вторжения на полуслове были делом экстренным, и все имели об этом прямейшее представление.

А потому Гныщевич немедленно навострил уши.

Через пару минут выяснилось, что это было излишним. В комнату влетел Тырха Ночка — не слишком большой любитель забегов на скорость, сейчас он прямо-таки тараторил.

Городской совет расстреляли. Трупы привезли на площадь. Происходит переворот, Охрана Петерберга «от лица народа» захватила власть. Ничего непонятно, но свои люди среди солдат говорят, что город спешно блокируют. Порт пока никого не волнует, но скоро взволнует, ибо Порт — первый канал утечки вестей в Европы. На тавров всем плевать.

— Видишь, как мы правил’но в Порт не ушли, — мягко и с хитрецой заметил Цой Ночка, после чего изменился в лице: — Урху Байду, Бахту Лапу ко мне. Быстро.

Дальнейшие полтора часа Гныщевич занимался тем, чем занимался вообще-то очень редко: не привлекал к себе внимания. В комнату быстро заходили молодые тавры, излагали Цою Ночке сведения, убегали и сменялись новыми. Вместе с ними сменялась и картина происходящего: не двигаясь с места, можно было полюбоваться на то, как снаружи, в Петерберге, общественный ступор переходит в общественную же панику.

Гныщевич с интересом отметил, что не испытывает никакого choc, никакого потрясения. Дело не в том, что к чему-то подобному давно шло. Просто есть данность, с которой нужно как-то обойтись, а отношение к ней — это для болтовни от скуки.

Ценных моментов наблюдалось два.

Во-первых, затеял происходящее не Революционный Комитет. Ну и слава лешему, иное было бы чересчур.

Во-вторых, листовочников ищут, а заодно бьют и грабят всех богатых, особенно аристократов.

И ещё третий, наиболее ценный.

Никто ни лешего не смыслит в происходящем, аки хозяин салона — в верфях. Вот только верфь Гныщевичу не сдалась, а от города никуда не денешься. Conséquemment, надо что-то предпринять.

Ещё минут через двадцать стало совершенно ясно, что.

— Я, с твоего позволения, пройдусь до третьей грузовой, — дождавшись, пока комната очистится хоть на мгновенье от бессчётных гонцов, Гныщевич встал и тронул пальцем шляпу.

— Куда? Зачем? — Цой Ночка выглядел взволнованно. — Мал’чик мой, у тебя за пределами Петерберга один завод, а у меня — целая Южная Равнина. Если коноеды город закрывают, как нам тепер’ связ’ держат’?

— А я тут при чём?

— Мне сейчас каждые руки нужны.

— Нет, mon ami, тебе нужен план. Как и всем. Внятные планы в этом городе нынче — самый ценный и бесценный ресурс.

— У тебя ест’ план? — навострился Цой Ночка. Удивительно всё-таки, как легко он скидывал с себя всю вальяжность, когда припечёт!