Как писал Пилсудский Александре, обычно он вставал в половине восьмого, скромно завтракал, следующие два с половиной часа гулял в саду или читал единственную доступную ему газету «Магдебургише цайтунг», затем обедал (еду заказывал в ресторане «Магдебургес гоф») и пил чай, который заваривал лично. После обеда читал, писал (здесь, в частности, были написаны воспоминания об эпизодах боевых действий легиона во время Первой мировой «Улина Малая», «Лиманова – Марчинковичи», «Новый Корчин – Опатовец», изданные после войны под общим названием «Мои первые бои») или садился за шахматную доску. После раннего, в половине седьмого вечера, ужина раскладывал пасьянс (этой страсти, позволяющей отвлекаться от однообразной повседневности и не замечать одиночества, он был подвержен до конца жизни) и в 10 часов ложился спать, потому что выключали свет.
Ему очень хотелось увидеть дочь Ванду, которая родилась в начале февраля 1918 года и которую он знал только по письмам Александры и фотографиям. Все его попытки получить под слово чести разрешение на отпуск или добиться освобождения оказались напрасными.
Легче стало лишь в конце августа 1918 года, когда к нему перевели Соснковского, содержавшегося в военной тюрьме в Магдебурге. Теперь у Пилсудского был не просто товарищ по неволе и собеседник, но очень близкий и беспредельно преданный ему человек, в чем он имел возможность неоднократно убедиться в предшествующие годы. С этого момента время пошло значительно быстрее. Ко всему прочему они получили разрешение на отлучки в город без сопровождения, что сразу же создало ощущение нормальности бытия. Облегчало жизнь и все более очевидное приближение конца войны, особенно после прорыва союзниками Салоникского фронта и их быстрого продвижения к границам Австро-Венгрии. Окончание Первой мировой лично для них означало свободу и возвращение на родину, о будущем которой Пилсудский подолгу разговаривал со своим товарищем по заключению.
Германские политические круги принялись думать о том, как будут развиваться их отношения с будущим польским государством. Об этом свидетельствовал визит к магдебургским узникам 31 октября 1918 года посланца канцлера графа Гарри Кесслера, который познакомился с Пилсудским на фронте на Волыни в октябре 1915 года. Целью визита было выяснить актуальные взгляды Главного коменданта на будущие польско-германские отношения, а также добиться от него декларации о лояльности. Пилсудский заявил собеседнику, что, по его мнению, нынешнее поколение поляков не будет воевать за Познанщину и Западную Пруссию. Но делать какое-либо письменное заявление на эту тему он отказался.
Спустя несколько дней Германия уже стояла на пороге революции, устранившей старый режим, узником которого был Пилсудский, так же быстро, как это случилось в России и совсем недавно в Австро-Венгрии. Но о Пилсудском не забыли. 5 ноября германское правительство приняло решение о его освобождении при условии, что он все же подпишет обязательство ничего не предпринимать против Германии. Осуществить эту миссию поручили тому же Кесслеру 6 ноября он приехал в Магдебург, но поскольку комендант крепости не получил соответствующих распоряжений, освобождение пришлось отложить. Соответствующее указание из Берлина поступило только на следующий день пополудни, но его нельзя было выполнить немедленно, поскольку не было поезда до столицы. И лишь ранним утром 8 ноября, когда в Магдебурге начались революционные выступления, Кесслер, наконец, приступил к исполнению поручения. Быстро собрав самые необходимые вещи, узники, сопровождаемые Кесслером, в тот же день, с несколькими остановками для замены покрышек везшего их автомобиля (они были изготовлены из ненадежных искусственных материалов и буквально лопались, нагреваясь во время движения), были доставлены в Берлин. Эвакуация была проведена так поспешно, что они не взяли с собой даже смены белья. Из-за прекращения по причине революции железнодорожного сообщения с Варшавой пришлось на сутки задержаться в Берлине. И лишь во второй половине дня 9 ноября, после очередной, вновь неудачной и на этот раз не очень настойчивой попытки склонить Пилсудского к заявлению о своем отношении к Германии, специальный поезд в составе паровоза и одного вагона увез Пилсудского и Соснковского в Варшаву, которая все еще была в руках немцев.