Пилот

После обезболивающего и перевязки наш честный предприниматель, убедившись, что ампутация оказалась неудачной и надежды на будущее еще не угасли, попытался качать права:

– Вы не обеспечили безопасность полета! Я подам на вас в суд за «членовредительство»! Вы заплатите за это! Я отсужу у вас самолет!

– Как вам не стыдно! – отбивалась Катя. – Вы обязаны соблюдать правила! В них не сказано, что всякий урод во время полета может здесь заниматься разными пакостями! Извращенец!

– Тоже мне, благородная леди нашлась!

Катя высокомерно выгнула бровь и с непередаваемо гордым видом облила мистера презрением.

– Ну разумеется. Два десятка поколений благородных предков, как-никак. Мистер как-вас-там-зовут! – вышло у нее это столь достоверно, что даже я ни на секунду не усомнился в сказанном.

Мистер честный предприниматель попытался сохранить лицо:

– Шваль обнищавшая! Извозчица воздушная – а туда же, в благородные леди без мыла лезет!

– Да вы дурак, мистер! – сообщила ему Катя. – Преимущество титула в том и состоит, что дворянин может себе позволить развлекаться так, как ему угодно. Мы с мужем РАЗВЛЕКАЕМСЯ авиаперевозками! На хлеб насущный у нас вполне достаточно и без этого! Только не стройте себе иллюзий, что мы катали вас бесплатно!

– Ссука!

Зря он это сказал. Вот этого мне тут не надо. За это у меня и пострадать очень просто. Пришлось срочно вмешаться.

– А вот засунь-ка ты свой огрызок себе в грызло, – обнародовал я свою мысль на означенную тему. – Через тридцать минуть мы идем на посадку. Общее время аренды, – я потыкал в дисплей трансподера, на котором светился таймер, – семь часов двенадцать минут для круглого счета. Изволь расплатиться, пока я не принялся учить тебя левитировать. Без самолета, парашюта и прочих подручных средств. Ты мне надоел, как скунс с репейником под хвостом. Короче – либо девятьсот экю немедленно и мы заходим на посадку, после чего ты стремительно исчезаешь в неизвестном нам направлении. Либо дальше ты летишь самостоятельно. Своим ходом, так сказать. А мы заходим на посадку в облегченном варианте. Без тебя. Прямо с этого места. Да! Кстати! Не забудьте извиниться перед моей женой! – И демонстративно сорвал с кобуры пломбу.

Отвести душу на тихой мышке Монике ему тоже не прокатило:

– Вы уволены, миз! Без выходного пособия, миз! Чтобы духу вашего не было в моем офисе.

Внешний вид тихони Моники оказался весьма обманчив:

– Да пошел ты нахрен, козел! – заявила мистеру Эмерссону скромница. И добавила: – Я сама тебя по судам затаскаю! Секшуал хорасмент! У меня есть свидетели! До трусов тебя раздену, ублюдок!

После чего вернула ему пощечину. И вежливо обратилась к нам: – Вы ведь не откажетесь помочь бедной девушке и дать показания в полиции о том, что он принудил меня к сексу, используя свое положение работодателя?

Мистер осознал, что здесь ему не тут, что это ему не по судам судиться, и скис. Я поддал жару:

– Эй, животное! Ты че прижух, как мышонок за веником? Ты давай денежки доставай! Девять сотен кэшем с тебя. Не забыл еще?

Видя вокруг себя одних лишь вооруженных недоброжелателей, пострадавший сдулся окончательно и расплатился честь по чести. Не только нам договорное выплатил, но и оскорбленной Монике уплатил за моральный ущерб. А стрясла она с него немало. Толстенькая пачечка ей в руки ушла. В довершение всех своих сегодняшних бед при заходе на посадку углядел мистер Годфри Фицджеральд Эмерссон на горизонте удалявшийся полным ходом в неизвестном направлении траулер. И скорбный его стон – «факинбуллшит» – стал мне высшей наградою.

Прикинул я варианты и решил не задерживаться тут. В Америке этой. Мало ли какую пакость пассажир измыслит? Он горазд. На пакости-то! Топлива у меня еще почти треть бака. Хватит нам из Америки смотаться. А не хватит, так места тут обжитые, по местным меркам даже многолюдные. Сяду на ферме какой-нито, да и долью керосина. Не проблема.

Запросил посадку, сел, однако на стоянку не поехал. Скатился с ВПП напротив башни и предложил пассажирам покинуть воздушное судно. Миз Моника птичкой легкой спорхнула с трапа и, помахав нам ручкой на прощание, исчезла в жарком мареве. Мистеру Катя предложила на минуту задержаться и нахально стрясла с него еще три сотни. За уборку захламления. «Впрочем, если мистер имярек намерен немедленно и лично смыть свои кровавые следы, то никаких денег платить он не должен». Мистер скривился рожею и как миленький заплатил. Ворчал лишь, что расценки за уборку помещений у нас просто разорительные. Потом встал, кривясь и поскуливая, и к выходу потянулся, погрызенное достоинство придерживая. Задержался, перед трапом наклонившись, тут-то я ему пенделя и всандалил между булочек. Видать, ладно в копчик угодил. Вылетел он из «Гранда» ловко и шустро, как белка молодая, разразившись проклятиями и угрозами в наш адрес. Ну и я ему пару фраз на прощание сказал. Мол, никакого бизнеса. Мол, это чисто личное. Поелику жена моя отнюдь не самка собаки, а женщина порядочная и исполненная всяческих достоинств. В отличие от его знакомых дам. Люк захлопнул, и улетели мы с Катей восвояси.