Немного поколебавшись, он все же надел очки. Болезненно прищурился, привыкая к туману перед глазами. Поначалу ничего не происходило, и он уже начал сомневаться в возможностях этого предмета. Мало ли — может, очки сработали только тогда, дома, и это свойство у них временное. Если оно вообще есть.
Но тут в этом расплывчатом мире стало проявляться зыбкое движение. Следовало привыкнуть, особым образом расслабить зрение — как в трехмерной картинке из старого журнала.
И он снова увидел себя.
— Черт! Черт… — выдохнул Кот, срывая очки.
Зыбкая картинка была наполнена страхом. Там, расплывчатый, полупрозрачный, он бежал. Убегал, задыхаясь, спотыкаясь и испуганно оглядываясь. И в этой эфемерной картинке он успел рассмотреть собственный взгляд — безнадежный, усталый. Даже не хотелось думать, кто его будет преследовать. Одно было ясно: в недалеком будущем ничего хорошего ждать не приходится.
— Вот же скотство! — процедил Кот. Быстро поднялся на ноги, прошелся взад-вперед по лаборатории.
Лихорадочные мысли никак не могли сложиться в стройную картину. Хорошо бы понять, откуда ждать угрозы. Но, при существующем обилии вариантов, гадать можно хоть до утра. Нужно рассуждать иначе. Итак, что он собирался делать сегодня вечером? Ясное дело — идти в «Радиант», представлять новый товар Парфюмеру. Если верить «предсказанию», ничем хорошим это дело не кончится. Выходит, к Парфюмеру се годня идти нельзя. Что тогда остается? Домой? Тоже не факт: из увиденного непонятно, где происходят события. А в том, что путь домой небезопасен, уже пришлось убедиться.
В таком случае выход один: остаться на ночь в Институте. Конечно, ежедневное прибытие и убытие сотрудников проверяет служба безопасности. И его сверхурочное пребывание здесь не останется без внимания. Но лучше вынести очередной неприятный разговор с Разуваевым, чем быть прибитым неизвестно где и неизвестно кем. Тем более и отговорка найдется: все равно нужно привести в порядок кое-какое оборудование и написать отчет. Вот, наконец, нашелся повод «подчистить концы» по основной работе.
Кот довольно хлопнул в ладоши, тихо рассмеялся. Не все так плохо, как иногда кажется! Все-таки человек — хозяин собственной судьбы, и умный всегда найдет пространство для маневра. Лучше всего — когда удается совместить приятное с полезным. Хотя и не совсем ясно, конечно, что здесь приятное, а что полезное.
По лаборатории лилась тихая, спокойная музыка. Кот давно притащил сюда дешевые колонки и пускал любимые треки с мобильника. Музыкальные вкусы у него были сумбурные. Вообще он предпочитал тяжелую музыку, от рока до электропанка. В «Радианте» благосклонно пропускал через уши всякую попсовую жвачку. Но после нервных встрясок душа тянулась к спокойной мелодичности. И тогда из музыкальных заначек извлекалось что-то вроде старой доброй «Enigma». Символично даже само название — «Загадка». Григорианские хоралы гармонично звучали в этом храме науки, среди мощнейших компьютеров и приборов, символизирующих интеллектуальную мощь человечества.
Хотя иногда и являлось смутное понимание того, что все это самообман, что вся эта электронная мощь — ничто перед истинной «загадкой».
Загадкой Зоны.
Но человеку нужен этот спасительный самообман. Вот и сейчас завораживающая мелодия убаюкивает, лаская расшатан ные нервы, а нехитрая работа лаборанта помогает отвлечься от экстремальных переживаний последних суток.
Кот закончил с уборкой, щелкнул кнопкой электрического чайника. С кружкой горячего кофе и сигаретой расположился под лабораторной вытяжкой. Глядя из-под полуприкрытых век на мерцающие светодиоды измерительной аппаратуры, он наконец почувствовал себя спокойно. Все страхи остались в прошлом, и следующий день уже не выглядел столь удручающе.
— Живем… — выдыхая дым, протянул Кот.
Закинув ноги на лабораторный стол, откинул голову на подголовник кресла и прикрыл глаза. Он не заметил, как отключился, как выпала изо рта сигарета, как сдохла на мобильнике батарея и стихла музыка, как, перестав фиксировать движение, выключилось умное освещение.
Он открыл глаза — резко, но все еще не понимая, проснулся ли или продолжает видеть какой-то бессвязный сон. Вокруг была тьма, и только бледное моргание индикаторных огоньков намекало, что он не дома. Тело ломило от затянувшейся неудобной позы в жестком кресле. И было еще одно странное ощущение — будто он не один в этой пустынной лаборатории.
Он медленно повернул голову.
Рядом, бледно подсвеченная из окна уличным освещением, стояла девочка. Та самая, в школьной форме забытого образца, с растрепанными бантиками в черных волосах. Пустой, бессмысленный взгляд был направлен прямо ему в глаза.
Сердце сжало ледяной лапой. Задышав тяжело и часто, Кот отпрянул, упал, опрокинув кресло, отполз в сторону — и уткнулся в чьи-то ноги. Медленно поднялся, мысленно умоляя, чтобы все это было во сне, чтобы сделать небольшое усилие — и проснуться дома, уткнувшись лицом в подушку.
Но вместо этого и з темноты, подсвеченные бледным уличным светом, проявились еще пять фигур.