Пикассо в «Ловком кролике»»

ГАСТОН: Хватит! Боже мой, это же не притон какой-нибудь, в конце концов!

ЭЙНШТЕЙН: Соль шутки в том, что сделан совершенный выбор в пользу буквы. Это не мог быть пирог в форме буквы «А», потому что «а» — и союз, и междометие — это вам надо? Я даже не буду рассматривать случаи с пирогом в форме букв «Б», «В» и «Ф». Ясно, что это не мог быть пирог в форме буквы «Ж», потому что буква «Ж» похожа на насекомое. Впрочем, я забежал вперед. Пирог в форме буквы «Г» выглядит откровенно не аппетитным. О букве «Д» я скажу позже. Пирог в форме буквы «Е» не работает на шутку, из-за того, что если его перевернуть, то получится пирог в форме буквы «Э». Пирог в форме буквы это уже не «пирога глаза на лоб вылезли». Надо ли упоминать про пирог в форме буквы 'З'? В пироге в форме буквы «К» повсюду присутствует Кафка. Это не мог быть и пирог в форме буквы «Л», потому что она — всего лишь половина буквы «М». Пирог в форме буквы «Н» никто не поймет: две вертикальных палки, которые поддерживает хилая перекладина. С пирогом в форме буквы «О» тоже не пошутишь, поскольку он и так имеет форму буквы «О». Также не годится и пирог в форме буквы «П», так как во фразе «Пирог в форме буквы „П“ многовато глухих согласных».

ГАСТОН: Простите. Надеюсь, вы не пройдете по всему алфавиту, так как мне осталось жить всего лишь пару лет.

ЭЙНШТЕЙН: Нет, конечно. Некоторые буквы настолько не подходят, что и упоминать их не стоит. Например, буква «Ц».

Долгая пауза, во время которой все размышляют.

ЖЕРМЕН: Ну, так что там с буквой «Ц»?

ЭЙНШТЕЙН: «Ц» — все равно, что «И», с запятой внизу, а пирог в форме запятой называется круассаном.

ЖЕРМЕН: Большое спасибо.

СЮЗАНН: Вы сказали, что позже скажите о букве «Д».

ГАСТОН: Нет! Я предпочитаю букву «Т»…, то есть, я хочу «пи-пи».

Выходит в туалет.

ФРЕДДИ: Минуточку, вы сказали, что шутка смешная. Но она не смешна.

ЭЙНШТЕЙН: О, нет, напротив, я смеялся.

ЖЕРМЕН: Нет, не смеялись.

ЭЙНШТЕЙН: Не сейчас. Позже. Замороженный смех.

ФРЕДДИ: Замороженный?

ЭЙНШТЕЙН: Ну, да. Не сейчас, но через час, когда, придя домой, встанете у холодильника, вы засмеетесь.

ГАСТОН(За сценой): Пирог в форме буквы «с»! Ха-ха-ха!

ЭЙНШТЕЙН: Видите? До него только сейчас дошло. Возможно, в процессе сс… мочеиспускания…

Когда прозвучит эта шутка, автор пьесы будет спускаться вниз, в театральное фойе.

ЭЙНШТЕЙН(ФРЕДДИ): Когда вам рассказали эту шутку?

ФРЕДДИ: Полтора года назад.

ЭЙНШТЕЙН: Возможно, вы уже смеялись над ней, но думали, что смеялись над чем-то другим.

ФРЕДДИ: Вы считаете, что произошло нечто смешное, и я рассмеялся, но в действительности я смеялся над шуткой, которую услышал год назад?

ЭЙНШТЕЙН: Совершенно верно.

ФРЕДДИ: Выходит, я еще «должен» смешок шутке про пирог?

ЭЙНШТЕЙН: Или не должны. Вы только могли подумать, что шутка была смешна, но на самом деле, она не была смешна, поэтому вы и не должны свой «смешок».

ФРЕДДИ: Подведем итог: вместо того, чтобы засмеяться над тем, что мне показалось смешным, я смеялся над тем, что мне совсем смешным не показалось?

ЭЙНШТЕЙН: Приблизительно так.

ФРЕДДИ: Тогда возникает проблема.

ЭЙНШТЕЙН: Какая?

ФРЕДДИ: То, что вы думаете, что я думаю, было в действительности не смешным, было, когда кошка пробежала через кухню, чтобы выскочить на улицу, но дверь была закрыта. Теперь скажите, разве это было не смешно?

ПИКАССО: Что скажешь, детка?

СЮЗАНН: У меня наготове своя плохая шутка.

ПИКАССО(Садится): Ну, выкладывай.

СЮЗАНН: Выблядок, обманывающий женщин!

ПИКАССО: Если собираешься похвалить меня, то пополняй свой словарный запас.

СЮЗАНН: Дурак ты, и уши у тебя холодные.

ПИКАССО: Послушай, все, что я хотел сказать, я сказал той ночью. Забыл только, кому я это сказал. Странные веши произойдут в твоей молодой жизни, поверь мне. И не самые лучшие.

СЮЗАНН: Я тебе верю.

ПИКАССО: Я тоже в это верю. А так, как это тебя я видел той ночью, детка, я верю в то, что все повторится. Я вспоминаю голубовато-зеленую кровать с покрывалом розового цвета. Жестяной месяц, держащий свечу, на стене. На столике с твоей стороны кровати лежали три кольца с камешками, а рядом с ними — бледно-розовая лента. Позже я поднял ее с пола. Не могу вспомнить твое имя.

СЮЗАНН: Я тебе его и не говорила.

ПИКАССО: Нет, говорила. Я сейчас вспомнил.

СЮЗАНН: Не говорила.

ПИКАССО: Нет, говорила, Сюзанн.

СЮЗАНН: Не помню.

ПИКАССО: Мое ухо было в миллиметре от твоих губ. Ты шепнула мне свое имя, а затем стала бормотать, и слова начинались и обрывались, смешивались с криками и стонами, которые затемняли их значение (Тянется к СЮЗАНН и целует ее). Вспомнила?

СЮЗАНН: Да.