Сразу стало понятно, почему выше Седловины якам хода нет. Стена, которую нужно было преодолеть, чтобы залезть на Седловину, была просто огромная и с подножия выглядела чрезвычайно непрочной. Половина стены была гладкая, отполированная сильными ветрами, облизанная, как мороженое. Другая половина состояла из жутких сераков (ледяных башен), похожих на гигантские зазубрины. Зрелище и страшное, и потрясающее. Я посмотрел на альтиметр: 7000 метров над уровнем моря.
Холли подошла ко мне, оперлась руками на колени, подняла голову, посмотрела на стену.
— Мама...
Подошли Йоги и Яш: лица серьезные, тоже качают головой. Последними подошли Запа и Сунджо, Запа нес рюкзак внука. Сунджо выглядел откровенно плохо. Увидев стену, он побелел от страха. Мне почти что стало его жалко. А Запа сказал только:
— Ха! Это еще что. Вообразите теперь, как она выглядела пару дней назад, когда все таяло.
Это приподняло нам настроение — ведь мы знали, что до нас здесь в те дни прошли три группы. Значит, и в худших условиях забраться на Седловину можно.
Первый этап оказался самым трудным. Мы шли вверх по очень крутому склону из мягкого льда. Шерпы вырубили во льду ступени и натянули веревки, но лед был скользкий, да и веревки были все во льду — ведь мы в этот день поднимались первыми.
Началась тупая рутина, как в фильмах про фабрики эпохи ранней индустриализации.
Я шел третьим после них, за мной — киношники, Холли, Сунджо и Запа. Тихим наше восхождение назвать было никак нельзя. Братья то и дело кричали: «Опасность! Лед!» — а Запа отвечал: «А ну пошевеливайтесь там!»
Четыре часа спустя после выхода из лагеря я долез до самого крутого участка. Пятнадцать метров. На той стадии это все равно что километров. Руки и ноги у меня уже почти не двигались, но хуже всего было с дыханием. Кислорода в воздухе почти не было — ну, по крайней мере, так казалось. Одного вдоха, казалось, хватит только какой-нибудь крошечной птичке, но не насмерть уставшему четырнадцатилетнему альпинисту. Доктор By точно что-то перепутал. Не тяну я.
Йоги и Яш уже были наверху. Один из них — я не видел кто — занимался веревками, а второй — так я надеялся — топил снег в Четвертом лагере. Нам всем пригодится чашка горячего чая, когда мы туда попадем. Если вообще попадем.
Холли, Сунджо и Запа сильно отстали, но Запу было отлично слышно — он все понукал их двигаться побыстрее.
Я уже был готов плюнуть и лезть вниз обратно, как вдруг со мной поравнялся Джей-Эр. Выглядел он ужасно, борода и очки все во льду. Как он вообще видит, куда идет?
— Спасибо, что подождал, — прохрипел он. — Мне нужно снять, как ты поднимаешься на Седло. Подожди еще немного, мне нужно достать камеру и подготовиться.
Сил говорить у меня не было, а не то я сказал бы ему, что и не думал никого ждать. Вместо этого я посмотрел на часы, и когда разобрал, сколько времени, Джей-Эр уже опережал меня на пару метров. Не успев даже задуматься, я припустил по стене за ним.
Час спустя я вышел наверх. Йоги перетащил меня через край стены за рюкзак. Не думаю, что это был кадр мечты для Джей-Эра. Я же вспомнил, как точно таким же способом меня затащил несколько недель назад на крышу небоскреба полицейский. Ну, в этот раз я забрался повыше — и мои легкие не преминули мне об этом напомнить. Я минут десять простоял на коленях, пытаясь отдышаться, потом сообразил, что на этой высоте отдышаться не получится — кислороду все равно нет. Я с трудом встал на ноги и заковылял к Яшу, который кипятил воду.
Четвертый лагерь был крошечный, плюс прямо под ним имелась гигантская трещина, которая, как я читал, с каждым годом делалась все шире. Иные полагали, что в один прекрасный день (надеюсь, не сегодня) вся площадка улетит к чертям вниз по склону, и альпинистам придется искать новый путь вверх по северной стене.