Пик

Ближайший к нашей хибаре в Вайоминге ресторан был и не ресторан вовсе, а так, придорожная забегаловка как раз для дальнобойщиков. Мы с мамой постоянно наведывались туда, нам там очень нравилось. Водители грузовиков всегда вели себя дружелюбно, смеялись и рассказывали всякие истории. В лагере носильщиков было то же самое. Я так заслушался, что совершенно забыл про выданную мне камеру.

Носильщики были со всего Тибета и Непала. Они по девять месяцев проводили вдали от дома. Когда не для кого было таскать рюкзаки вверх-вниз по Эвересту и соседним горам, они отправлялись пониже — водить горных туристов и таскать грузы. Большинство носильщиков помоложе мечтали стать настоящими высокогорными шерпами — те больше зарабатывают. Носильщики постарше были довольны и тем, что можно гонять яков, — все равно трудно, но спокойнее. Хотя и у них было полно историй про падения в пропасти, про то, как кто-то заблудился. Самую жуткую историю рассказал под конец дня старый носильщик по имени Гулу, родом из одной деревни с Сунджо.

(Гулу знал мать Сунджо и утверждал, что первым покатал Сунджо на яке. Носильщики и шерпы были родом из самых разных мест, но у них всегда находились дружеские и родственные связи.)

Когда мы вернулись в лагерь, Джей-Эр сказал, что рассказ Гулу интересный, но что в документальный фильм он не попадет — нету места. Поэтому я запишу его здесь. (Винсент мне как-то объяснил, что история не от того делается уникальной, что в ней сообщается информация, какой нет в другом месте, а от того, что автор решает рассказать, а о чем умолчать.)

КОГДА ГУЛУ был еще совсем молодым, он купил роскошного яка в далекой деревне. Он три года копил на него деньги. Яка он думал использовать как производителя, а то стадо у него было маленькое.

— А деревня была очень далеко от моей, — сказал Гулу и покачал седой головой. — Китайские солдаты рыскали повсюду, так что по дороге было идти опасно. Я шел только по ночам, а днем прятался среди холмов, чтобы меня не ограбили и не убили.

У Гулу столько времени ушло на дорогу, что он боялся, как бы як не ушел прежде, чем он доберется до цели. Вдруг его продадут кому-нибудь другому или просто забьют на мясо.

— Но нет, як все еще продавался, — сказал он. — И что это был за як! Красавец, каких я не видывал ни до, ни после. Шерсть черная, как безлунная ночь, широченная спина—я мог там у него улечься поперек — и плоская, что твоя доска. — Он расхохотался. — Хозяин очень хотел поднять цену выше той, что мы договорились заранее, жадничал.

Они торговались три дня. В итоге Гулу отдал хозяину все деньги, что у него были с собой, и вдобавок пообещал отдать первых двух телят, что родятся от яка в следующий год.

— И так мы потратили больше времени, чем у нас было, — объяснил Гулу. — И погода испортилась. Плюс ко всему у меня теперь с собой был як, да не просто як, а як, которого целый год пасли на очень маленьком пастбище. Он мало бегал, поэтому ноги у него были слабые. Мне все время приходилось с ним останавливаться, чтобы он отдохнул и пощипал травы. Ну и, конечно, у меня уже не было денег, и еду мне приходилось добывать по ходу.

И он решил, что если им с яком суждено добраться до дома, не умерев с голоду, то нужно пойти напрямик через горы. Он знал, что где-то есть короткая дорога, но сам по ней ни разу до тех пор не ходил.

— Сначала все шло как по маслу. Тропа была вдали от основной дороги, так что можно было передвигаться днем, не опасаясь солдат. Но потом тропа пошла вверх. И чем выше мы забирались, тем хуже делалась погода.

И еще глубокий снег. Надо было, конечно, поворачивать назад... — Гулу улыбнулся и пожал плечами. — Но я был молод и глуп, и поэтому продолжил лезть и гнал яка перед собой.

Они вышли на перевал и пошли вниз. Теперь Гулу был уверен, что они с яком доберутся до дома в целости. Но только он начал искать место для ночлега, как с горы сошла лавина и похоронила его заживо.

— Как же мне было холодно, — сказал Гулу, поеживаясь. — Так холодно мне не было никогда в жизни, ни до, ни после. Я, помню, сокрушался, что лавина не убила меня сразу. Я ждал, когда умру от холода, думал, сколько же времени это займет. Спустя некоторое время я почувствовал, что кто-то дергает меня за правую руку. Я не сразу понял, что это, потом вспомнил: ах да, со мной же як! Взойдя на перевал, я накинул яку на шею веревку, чтобы не убежал. Не очень длинную, метра два. Значит, як рядом и жив. Вопрос: он подо мной или надо мной? Я был зажат снегом со всех сторон так плотно, что даже понять не мог, ничком я лежу или навзничь. Вообще понять ничего нельзя было — может, я стоял на ногах, засыпанный снегом, а может, на голове.

Мы все расхохотались. Только, конечно, ничего смешного, когда тебя заживо погребло под лавиной.