— Это очень хорошо, — заметила Атоса. — Мой отец Кураш говорил: «Если бы этот второй по численности после индийцев народ не был ослаблен междоусобными войнами, он был бы непобедим».
— Сейчас, — продолжал Дарайавуш, — фракийское племя гетов, считающее себя бессмертным, ополчилось против других фракийцев. Во время грозы геты мечут в небо стрелы, чтобы истребить богов своих противников.
— Это очень глупые люди, — проговорила Атоса. — А что нового у индийцев?
— У них появился новый бог. Они его называют Буддой, что на их языке значит «просветлённый». И ему не приносят никаких жертв.
— Но ты же ничего не сказал о яванах, — нетерпеливо перебила Атоса. — Я хочу услышать и о них.
— Что мне о них сказать! Кончились состязания в Олимпии, начались состязания в Дельфах.
— Так что же? — удивилась Атоса. — Они состязаются со своими богами?
— Да нет, сами с собой.
— А почему тогда в Олимпии?
— Олимпия — это не Олимп, как ты, видимо, подумала. Там они бегают, прыгают, мечут копья, голыми борются в пыли. Победители же получают не золото и даже не серебро, а ветви растущей там же дикой оливы.
— Пусть себе забавляются, — промолвила Атоса. — Почему бы тебе не озлобить их друг против друга?
Абибал
— Абибал! Ты ли это? — закричал Пифагор, заходя со спины к человеку, закреплявшему на столбике канат.
— А кто же другой! — воскликнул финикиец, кидаясь другу в объятия. — И мог ли я надеяться встретить тебя в Пирее, зная, что ты где-то в Италии. Мисдес рассказал мне о твоих похождениях на морях, а Залмоксис — о деяниях на Самосе. Он слово в слово передавал твои речения. Юноша прожил у нас зиму, а теперь он в море.
— Как в море?!
— Точнее, в океане. К нам в Китион прибыл кариец Скилак, которого Дарий поставил во главе флота и отправил открывать морской путь в Индию. Залмоксис явился к карийцу, и тот с первого взгляда понял, что давно стало ясно и нам — перед ним человек необыкновенных способностей. Одним словом, Залмоксис взят в плавание. Мой Хирам до сих пор не может успокоиться. Залмоксис стал ему братом.
— О, Гера! — воскликнул Пифагор. — Мальчик, родившийся во фракийской глуши, плывёт в Индию! Его качают океанские валы... Как часто, бредя по горам и безводным пустыням, я мысленно следовал вдоль побережья Индии и Аравии. Но мог ли я подозревать, что такое свершится при моей жизни! И я готов многое простить этому Дарию за столь смелый замысел. Я уверен, что имя Скилака останется в истории рядом с именем нашего Колея. И ещё, мой друг, поведай, как тебе удалось найти картхадаштские корабли, которые спасли нас от египетского рабства? Загадка эта продолжает меня интересовать.
— Я зажёг на Трогиле пифос с земляным маслом[67]. Свет его виден даже на побережьях Киликии и Сирии. Рассказывают, будто впервые это сделал наш царь Пигмалион. Картхадаштцы таким же образом переговариваются со своими навархами, зажигая пифос на Бирсе.
— Переговариваются? — удивился Пифагор.
— Ну да. С помощью щита, закрывая время от времени пламя.
— Нечто подобное рассказывают и наши мифы о знаках, будто бы посылавшихся с помощью костров из Трои на скалу Паламеда, а оттуда в Микены. Но я уверен, что может быть найден иной способ общения на расстоянии. Может быть, мне удастся его открыть. Но пока приходится полагаться на случай или на предчувствие, если им обладаешь.
— Ты имеешь в виду сны? — спросил Абибал.
— И сны тоже. Но не будем об этом.
— Почему же? Это очень интересно.
— Потому что природа этого явления пока не изучена. Потребуются сложные опыты. Я надеюсь заняться этим в Кротоне.
— Ты уезжаешь в Кротон?
— Ближайшей весной. Там за городом строится то, что я назвал храмом Муз, где я буду учить и продолжать исследования, начатые на Самосе. И может быть, ты мне в этом сможешь помочь.
— Разумеется! С огромной радостью! — воскликнул Абибал. — Скажи только, что требуется.
— Живя в юности в Тире, я читал там сочинения древних мудрецов и многое из прочитанного старался удержать в памяти. Мне хотелось бы иметь эти свитки в Кротоне. Если бы ты мог приобрести сочинения Моха! Необязательно их доставлять в Кротон. На Крите, в Кидонии, сейчас живут самосцы, и среди них мой брат Эвном. Передай эти свитки ему. А если там окажется мой друг Никомах — он торгует лесом, — то Никомаху. Тогда они скорее будут у меня.
— Погоди, Пифагор, — перебил Абибал. — Ты говоришь, что будешь учить в Кротоне. А не взял ли бы ты на учение моего Хирама? Он ведь уже не ребёнок, а когда узнал от Залмоксиса о тебе, стал бредить тобой. Как ты к этому отнесёшься?
— Конечно же я приму его, и не только потому, что он твой сын. Я за ним наблюдал в месяцы его болезни и думаю, что из него удастся сделать второго Моха. Хочешь, привози Хирама в Афины, до весны ещё много времени.
Птахотеп