Читаем Пифагор полностью

Что это, как не клевета на моих, да и на ваших предков? Представьте себе обрисованную Гомером картину — и куда бы продавцы вина могли деть, например, коров? Как бы они их разместили на своих беспалубных судёнышках? Нет, не коровами и шкурами быков, не железом, имевшим тогда ещё цену золота, а вот такими медными слитками, изображавшими шкуры, расплачивались в старину наши предки. И подобных нелепиц у Гомера хоть отбавляй!

Анакреонт протянул руку и, взвесив слиток на ладони, сказал:

— Увесистое доказательство.

<p><strong>Вращающийся калаф</strong></p>

На Самосе да и повсюду в местах обитания ионийцев, эолийцев, но не дорийцев, можно было слышать забавные истории, героями которых выступали софосы (мудрецы). Если мореход следил за волнами, чтобы определить направление и силу ветра, то софос, сидя на скале над прибоем, считал набегающие волны и, сбиваясь со счета, рвал на себе космы. Если земледелец обращал взгляд на ночное небо для определения срока посева и сбора урожая, то софос наблюдал звезды целыми ночами, чтобы дать им название. Днём же он находил у себя под ногами нечто такое, на что другой не обращал внимания, и уверял, будто бы на месте луга или пашни некогда простиралось море. Вместо того чтобы скрываться в жаркое время в тени, он измерял тень деревьев и высоких домов, вызывая на себя гнев Гелиоса. Он появлялся в людных местах и, выбрав себе жертву, засыпал её вопросами и потом сам же на них отвечал.

И конечно же весть, что вместе с невиданным дождём и на Самос, словно с неба, свалился софос, вскоре облетела остров. Многим было известно, что это пропадавший долгие годы Пифагор, сын камнереза Мнесарха. К дому у Кузнечных ворот шли и шли, чтобы взглянуть на чудака. Вопреки представлениям о софосе, рассеянном, нескладном, изрекающем тёмные поучения, не знающем, что делать с молодой женой в брачную ночь, это был высокий, видный и крепкий муж, с загорелым лицом, внимательным взглядом серых глаз, с аккуратно подстриженной бородой. За ним как будто не замечалось никаких странностей, кроме разве той, что он всегда ходил босым и не носил шерстяных одеяний.

Часть любопытствующих побывала в пещере, которую все уже называли пещерой Пифагора, и не было среди них ни одного, кому бы его рассказы показались сложными, ибо для мужа, женщины и подростка, горожанина и пастуха он ухитрялся находить доступные им выражения и образы и порой по дороге в город вступал со слушателями в беседу, добиваясь полного понимания.

Всех постоянных слушателей, которых Пифагор наставлял в мудрости, вскоре стали называть любителями мудрости, и с тех пор в язык ионян, а затем и других родственных им племён вошло слово «философия» — страсть к мудрости. Впрочем, сам Пифагор считал себя не софосом, а только философом, подчёркивая, что он не претендует на то, чтобы войти в число семи, да и восьмым быть не намерен.

И открылось посетителям пещеры странное и удивительное. На одно из собраний Пифагор принёс калаф, обвязанный снаружи гипсом и проткнутый стержнем, за который его можно было удерживать как бы в парящем состоянии. Держа ось, он крутил этот сосуд, уверяя, что такое же движение совершает Земля.

   — Спорам о форме Земли нет конца, — пояснял он, продолжая вертеть калаф. — Милетские мудрецы мыслят её в виде атлетического диска с загнутыми краями, удерживающими массу воды. Полагают, что такую же форму имеют Солнце, Луна и другие небесные тела, вращающиеся вокруг Земли. Ближе к истине милетянин Анаксимандр, считавший, что Земля, в отличие от плоских небесных тел, частично прибитых к небесному своду, частично плавающих в пространстве, имеет форму цилиндра. Но ошибается и он.

Пифагор поднял руку с калафом.

   — Вот какова наша Земля! Она — шар. Такую же форму имеют Луна, Солнце и другие небесные тела. Они кажутся плоскими из-за дальности расстояния. И не заваливается Солнце за край Земли к ночи, чтобы выйти с другой её стороны утром, а просто исчезает из виду для тех, кто находится в определённой точке земного шара. Наблюдатель, способный лететь с быстротою Гелиоса, видел бы его незаходящим. Для него не было бы ночи. Длительность дня зависит от того, в какой части Земли находится наблюдатель.

Пифагор накрыл ладонью верхнюю часть калафа.

   — Это Арктика, страна гипербореев. Если силой воображения мы бы туда перенеслись, нам бы открылась равнина, освещённая незаходящим светилом. О нет, я не бывал в этой стране гиперборейской белизны. Но разве точный расчёт и опыт с помощью этого калафа не заменяет зрение?

Пифагор опустил калаф на землю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие ученые в романах

Похожие книги