Пятый кодекс

Изабелла не нашла, что ответить. Это было так трогательно. В этом крепком, настоящем мужчине уживались умный и до едкости ироничный журналист и нежный, трепетный, не забывающий о дочках отец. Полячка постоянно открывала для себя в Рогове что-то новое. Ещё месяц назад она только-только узнала об Андрее, две недели назад думала о нём, неделю назад и представить себе не могла его рядом. А теперь… Она всё больше и больше привязывалась к нему и не знала, что ей делать. Мысли одолевали: «Изабелла, ты дура. Влюбилась. Натурально влюбилась… Но… пусть всё будет так, как есть…»

Они вместе. И эта ночь опять принадлежала им. Андрей подошёл к девушке и коснулся её разгорячённого плеча губами. Из груди полячки вырвался стон сладострастия. Мужчина погасил свет, и их силуэты в окне больше не просматривались.

Истошный крик Бахлама за стенкой заставил вскочить Рогова с кровати и опрокинуть поднос с графином, стоящий на тумбочке рядом. Андрей, по-армейски быстро впрыгнув в одежду, выскочил в коридор и кинулся в соседнюю комнату, где спал проводник. Дверь была закрыта, и журналист выбил её одним ударом мощного, как у боксёра, плеча.

Бахлам сидел в самом дальнем углу своей комнаты и дрожал всем телом.

– Ну, в чём дело, ягуар? – спросил Андрей на английском.

– Меня хотели убить, дон Андрэа, – заикаясь, ответил мексиканец.

Андрей помог проводнику подняться с пола. Сюда уже вбежала Изабелла, наскоро накинув гостиничный халат. Журналист посмотрел на девушку:

– Изабелла, у меня в сумке бутылка рома, принеси.

Девушка кивнула и быстро вышла.

– Ну, давай, парень, рассказывай, что случилось? – шёпотом спросил Андрей на испанском языке.

– Вы говорите по-испански, дон А… – Бахлам был настолько удивлён, что даже забыл, что испугался.

Это был тонкий расчёт Андрея. На самом деле он не знал испанского, не умел шутить, не читал Хулио Кортасара или Альфонсо Рейеса в подлиннике, он просто немного умел изъясняться на нём, поэтому обычно прибегал к услугам переводчика, но сейчас журналист всё-таки перешёл на испанский. Этого требовала ситуация: нужно было «передёрнуть» впечатлительного Бахлама, и Рогов не ошибся. Удивление парня было сильнее испуга.

– Тс-с-с-с, – перебил журналист. – Иногда. Когда очень хочется. Рассказывай.

– Меня хотели убить… – всё ещё тревожно, но уже более собранно сказал Бахлам.

В этот момент Изабелла принесла ром. Отхлебнув прямо из горла, проводник отдышался и продолжил:

– Меня хотели убить… залезли ко мне в карман.

– Ну, каково? – спросил Андрей у Изабеллы. – Хотели убить, поэтому залезли в карман. Ты ничего не путаешь, парень? Для того чтобы убить, нужно залезть в карман? Кто залез? Расскажи.

– Не знаю. Какой-то длинный и худой. Дон Андрэа, отпустите меня домой. Я чувствую, это добром не кончится. Меня убьют.

Андрей опять посмотрел на Изабеллу.

– Он просто трус, – сказала девушка по-польски с каким-то пренебрежением.

– Угу, будешь тут смелым, – ответил Андрей, наливая Бахламу ром в стакан, – когда пятеро ребятишек дома.

– А ты? – удивилась Изабелла. – Почему ты не боишься?

– А у меня иммунитет от смерти. Она, когда приходит, смотрит на меня, безнадёжно влюбляется, плачет и уходит.

– Трепач! – картинно рассердилась девушка и скорчила гримаску.

– Отпустите, дон Андрэа, – всхлипнул уже пьяненький Бахлам, – у меня сестра умерла от наркотиков и брат. От этих самых наркотиков, что Эскобар продаёт… А я не хочу умереть… Я не ягуар вовсе, как меня назвали, я просто… недоносок и подкидыш – меня так дразнили в квартале.

– Не говори так, Бахлам. Ты – отец! И при этом не самый плохой отец в Мехико. Завтра утром я с тобой расплачусь, и ты поедешь домой. Слышал?

– Боги вас не забудут, дон Андрэа. – Пьяный Бахлам расплакался на груди у журналиста.

Андрей смеялся, глядя на Изабеллу. Он даже не подозревал, что после своего поступка ещё больше вырос в глазах полячки.

В ста метрах от гостиницы за забором и густой стеной кустарника перед Змеем стоял высокий, тонкий, как спица, латинос – вор-карманник. Змей злобно смотрел своими бесцветными глазами в лоб собеседнику. Так смотрит киллер, и от этого взгляда становится не по себе кому угодно.

– Что же ты за щипач, Грейс, если не смог сделать работу?

– Что я мог поделать, Змей? Он такой чувствительный оказался.

Змей по своему обыкновению не прекращал вращать в руках лезвия, и, глядя на них, Грейс чувствовал лёгкую оторопь.

– Я влез через окно. Все уже спали. Прошёл по комнате. Терпила спал в рубашке. Нагрудные карманы были пусты… И вдруг он проснулся и заорал…

– Да я тебя… – не выдержал собеседник.

– Успокойся, Змей! – положил руку на плечо убийце Эскобар. – Ну, не получилось, что теперь делать?

Эскобар, хотя всё внутри его и кипело, со спокойствием интеллигента обратился к вору:

– Нехорошо, Грейс. Вас нам рекомендовали как суперпрофессионала. А вы?..

– Так говорю же, он невероятно чувствительный. Видать, очень напуган – осязание повышенное, – гнусавил в ответ вор.

– Это всё отговорки! – злился Змей. – За что тебе деньги платили? Или у тебя все терпилы такие чувствительные?

– Ну вы же ничего не почувствовали, – скромно сказал длинный.