Пятая печать

— Я сейчас не об этом! — отмахнулся трактирщик. — Короче, заходит она как-то ко мне и просит палинки. Стройненькая такая, стерва, ничего не скажешь, груди и все прочее, что полагается… Но ужасно грязная, черт возьми, уж и не поймешь, когда в последний раз мылась!

— Не такая уж она и грязная была! — возразил Ковач. — По сравнению с другими вполне даже приличная.

— Что такое? — встрепенулся Кирай. — Уже и вы в специалисты подались? Да что с вами, ангел мой?

Ковач покраснел.

— Видите ли… мне жена тоже велела посмотреть, насколько та цыганка ухоженнее прочих…

— Знаем мы эти увертки, можете дальше не объяснять, только хуже запутаетесь!

— Так слушайте дальше! — продолжал трактирщик. — Наливаю я ей палинки — а грязна она была, как я сказал, чертовски, — ставлю перед ней, и тут она начинает канючить, чтоб я ковер у ней купил, дал по руке погадать и все такое прочее. Но мила была, паршивка, — ничего не скажешь! Спрашиваю, откуда, мол, ты? Она мне что-то отвечает, не помню уж что, да и не в этом дело, а только говорю ей: «Если теперь к старику идешь, палинку пить нельзя, старики пьяных женщин не любят…» «Как бы не так! — отвечает. — Как раз таких-то и любят!» Вы ведь знаете, как старики к этой цыганочке в то время липли…

— Года два назад это было! — уточнил Кирай.

— Ну так вот! Говорю я ей: «Скажи мне по совести, старики-то на что-нибудь способны?» А она отвечает: «Да, могут… только спешат немного!» Так-то твою мать!

Ковач, склонившись над столом, засмеялся. Кирай, усмехнувшись, хлопнул ладонью по столу:

— Ладно… Только когда это было? Ну, папочка, когда? Два года назад! Вон еще когда! Впрочем, и в таких вещах тоже нужно выслушать специалиста. Правда, господин часовщик?

— Господин часовщик сейчас совсем другим занят, — сказал коллега Бела. — Ведь так?

Дюрица перевел на него взгляд:

— Так! Вы даже не догадываетесь, насколько вы правы!

В эту секунду перед кабачком с громким прерывистым визгом заскрежетали тормоза. Потом дверь распахнулась, и не успели они поднять головы, как в помещенье ворвались трое нилашистов в форме и замерли, с расстегнутыми кобурами. В низу лестницы замерли, расставив ноги, и, не здороваясь, уставились на собравшихся. Затем один из них направился к столу. С улицы послышался крик, должно быть, обращались к шоферу:

— Открой заднюю дверцу!

Коллега Бела поднялся, одергивая привычным движением фартук, но тут за его спиной опрокинулся стул. Он попытался подхватить его, однако впопыхах запутался ногой в ножках стула и во весь рост растянулся на полу. Смущенно поднялся и поставил стул. Пригладил волосы.

— Благодарю! — сказал, подходя, нилашист. — Вы порядочный человек! Без лишних слов знаете, что вам надо делать…

Один из двух стоявших у входа нилашистов подошел к двери, находившейся позади стойки, и вытащил револьвер. Оставшийся у входа отступил назад, освободив пути к двери.

Кирай — он сидел рядом с хозяином кабачка — вскочил и поспешил было на помощь соседу.

— Оставаться на месте! — приказал нилашист. И когда Кирай в нерешительности сделал еще одно движение, прикрикнул:

— Я сказал — не двигаться!

Хозяин кабачка неуклюже выпрямился и смущенно обдернул фартук. Оттолкнул стул на место и вытер о фартук руки.

— Прошу прощения… — выговорил он. Взгляд его упал на двух людей с револьверами, глаза его расширились, он поднял руку и пригладил волосы. Потом вышел вперед: — Чего изволите?

В дверях показался еще один нилашист, тоже в форме и расстегнутом кителе. Рукава его кителя, несмотря на холод, были засучены до локтей, фуражка сдвинута на затылок, револьвер болтался на животе, в расстегнутой кобуре.

Вошедший огляделся:

— Вот это мне уже нравится! Благословенная и торжественная тишина…

Подошел к стойке, поднял крышку бака. Взял себе из-под крана стакан и наполнил вином.

— Добрый вечер! — И он выпил залпом.

Хозяин кабачка поднял было руку:

— Но позвольте…

— Молчать! — цыкнул нилашист с засученными рукавами.

— Это дядя Микулаш ^{7} пришел, — сказал тот, что стоял перед столом. Взялся за козырек и приподнял фуражку. — Рад, что мы все в сборе!

Он вынул револьвер и держал ого в опущенной руке.

— Давайте договоримся, что теперь вы ладком да рядком выйдете через дверь и немножко проедетесь вместе с нами на машине! Договорились?

Трактирщик побледнел:

— Но позвольте… Я… ничего не понимаю! Скажите, что происходит?

Нилашист с засученными рукавами неспешно расхаживал по комнате и, подойдя к трактирщику, вдруг ударил его по лицу:

— Это чтоб было понятней!

И крикнул:

— А ну, живо к выходу!

Вцепившись трактирщику в плечо, толкнул вперед. Потом подошел к Кираю, тот сидел бледный как смерть. И пихнул его вслед за трактирщиком:

— Шевелись!

Схватив за ворот Ковача, рывком поднял со стула. Столяр, спотыкаясь, побрел к дверям.

Дюрица застыл, на своем месте. Прикусив губы, глядел в стол.

Когда нилашист поднял Ковача, Дюрица протянул руку за сигаретами, положил их в карман, потом убрал и спички, поднялся и, подойдя к вешалке, снял пальто.

— Никаких пальто! — крикнул нилашист.

Дюрица повесил пальто обратно, повернувшись боком, протиснулся между столом и стеной и направился к двери.