Пятая печать

— Ясное дело! — пробормотал Кирай и, повернувшись на стуле, с нетерпением впился взглядом в часовщика.

— Ну, нет… Я думал не так! — произнес Ковач. — Как относиться к подобным вещам — это, разумеется, личное дело каждого, так же как отвечать или не отвечать на вопрос, что человек думает. Ежели он не хочет, у нас нет никакого права настаивать…

— А у него было? Имел он, к примеру, право задерживать здесь этого, как бишь его, ну, фотографа, когда тот уже уходить, собирался? И только для того, чтобы свой вопрос задать?

— Да ему же под конец и нагрубить, неправду, мол, говоришь, — добавил книготорговец. — Имел он на это право? Одним словом, будем благоразумными, вот что я скажу! И напрасно вы так смотрите! Напрасно мне в лицо смотрите! — обратился он к Дюрице. — Меня этим не возьмешь! Зря только глаза пялите!

Дюрица пожал плечами и, снова качнувшись на стуле вперед, взял в руку стакан. Взглянул на Ковача:

— Не знаю, мастер Ковач! Понятия не имею… Трактирщик махнул рукой:

— А ну их к чертям, все эти глупости! Держите стакан, мастер Кирай! Сегодня жена меня спрашивает, когда, мол, теперь доведется грудиночки отведать или корейки? А я ей в ответ — не у меня спрашивать надо, а у господина Кирая… Вы поняли?

Кирай обратился к Ковачу:

— Теперь вы сами могли убедиться, с кем имеете дело! Можете и дальше на его удочку попадаться! Я вот тихо-мирно зажарил свою грудинку и улегся спать… А вы по милости этого полоумного часовщика небось и дома всю ночь с ребусами возились… Так что в другой раз будьте начеку!

Ковач пристально посмотрел книготорговцу в глаза:

— А теперь на полном серьезе: вы и впрямь над этим не задумывались?

Кирай развел руками и обратился к хозяину кабачка:

— Ну что ему ответить? Да, мастер Ковач, это такая же правда, как то, что я сижу напротив вас, — я ни секунды об этом не думал… Да скажите же и вы ему, коллега Бела!

— Разрази меня гром, истинная правда! Я только посмотрел свои приходные книги — и дело с концом, отправился баиньки. Об этом и мысли не было! Хороши бы мы были! — Он поднял стакан: — Короче, когда будет свининка?

И взглянул на Кирая. Книготорговец смотрел на Дюрицу. При словах коллеги Белы перевел взгляд:

— Что вы сказали?

— Жена спрашивала, когда свининки поедим! Я ответил, пусть у вас узнает…

— Вчера вечером спрашивала?

— И вечером тоже…

— Но вы только что сказали, что просматривали приходные книги!

— Это не мешало нам и про другое разговаривать…

Кирай примял сигарету:

— Но знаю, Белушка. Этот мой клиент заявил, что больше давать не сможет… разве что через неделю или дней десять. Почему не сможет, сам не знаю. Похоже, и у него трудностей прибавилось.

— Так не забудьте, Лацика…

— Конечно! Как только появится возможность, принесу…

Некоторое время стояла тишина. Все молчали. Потом Кирай спросил, понизив голос:

— А что вам известно про Сабо, коллега Бела?

Вопросительно подняв брови, он провел ребром ладони по горлу:

— Того-с?..

Трактирщик бросил взгляд в сторону двери и произнес:

— Крышка!

И пододвинул свой стул к столу.

Ковач тоже наклонился поближе:

— Это точно?

— Точно!

— Видели его жену? — спросил Кирай. Трактирщик кивнул.

— Ну, мать твою… — произнес книготорговец, глядя перед собой. И покачал головой, не отрывая взгляда от стола.

— Такие дела! — вздохнул хозяин кабачка.

Ковач переводил взгляд с одного собеседника на другого:

— У него детей двое или трое?..

— Трое! — ответил хозяин кабачка.

— Конечно, трое! — сказал Кирай. — Два мальчика и девочка — так ведь?

— Еще бы не так! — подтвердил хозяин.

— А это правда? — спросил Ковач.

— Что?

— Ну, что… как это… что он был коммунист?

— Откуда мне знать? — ответил трактирщик. — А что забрали, это точно…

Кирай схватил стакан и стукнул им по столу:

— Пусть мне кто-нибудь объяснит, каким местом, черт возьми, такие люди думают? Ответьте мне! У человека семья, трое малышек, так какого черта ему спокойно не сидится?

— Токарь был… — сказал трактирщик.

— Жалкий токаришко, дистрофик, сам только что не босой ходил, вещи в ломбарде закладывал и детей трое, а туда же! Фанфар ему не хватало? В пустыне воду найти удумал?

Ковач отставил стакан:

— А жена что говорит?

— Откуда мне знать? Плачет… — ответил трактирщик.

— Оставил семью… — продолжал книготорговец, — и давай рождество средь лета справлять. Вот теперь и полюбуется на себя и на детей! Жена одна осталась, да еще с таким документиком в придачу, что муж арестован. К чему это все? Вы можете мне объяснить? Прикусил бы язык да помалкивал! Раз за содержание семьи такая цена назначена — нишкни, и все тут. Скрипи помаленьку и вкалывай, пока силы есть. Чего уж тут хорохориться? А с женой его говорили?

— Каким бы это образом? — посмотрел на него хозяин кабачка. — Я хоть и в самом деле не подонок, но не думаете же вы, что пойду с ней разговоры разговаривать? Не хватало еще, чтоб там узнали, как я с ней лясы точу?

Он перевел взгляд на Ковача: