Пятая печать

О вы, люди, могущие поступать, как сами считаете удобным и приятным! Осмеливающиеся вести себя так, чтоб чувствовать себя хорошо! О вы, смеющие быть такими, какими бы вы хотели! Люди, способные жить так, чтобы быть самими собой — полностью и без оговорок! Провозглашающие закон, приговаривая — таково мое желание! Если у этой гнусной жизни есть какой-либо смысл, он именно в том, чтобы поступать так, как мы хотим, и беспрепятственно делать то, на что мы способны! Честь и слава всем тем, кто осмеливается и умеет жить, следуя своим желаниям, несмотря ни на что! Честь им и хвала! Что на того, что ценой чужих лишений? Зато они воплощают человека во всем его совершенстве! Ради них мы, собственно, и живем! Они те, на кого можно указать — се человек! „Ессе Homo“ — как сказал Мункачи. „Покажите мне человека!“ — попросит какой-нибудь житель луны. „Вот! — сможем сказать мы. — Вот, смотри! Это он! Он — Свобода! Он — Воля; он — Сила, он тот, кто Чувствует Себя Хорошо!“ Если сто миллионов существуют лишь дли того, чтобы он мог появиться, то и сто миллионов не дорогая цена. Он — человек!»

В этот момент ему вспомнился Дюрица с его Томоцеускакатити.

Он на секунду остановился, затем махнул рукой и торопливо зашагал дальше.

«Ха-ха!.. Хо-хо!.. Мастер Дюрица! Не о том вы нас спрашивали… Напрасно вы думали, будто тут есть о чем спрашивать! Вы и сами-то, пожалуй, дурак, мастер Дюрица. Иначе вы бы знали, что тут и спрашивать-то не о чем! Вы бы знали то, что я прочел у одного многими высоко ценимого французского писателя; по его мнению жизнь наша — сплошные терзания насчет того, что делать и как поступать! Вы бы знали и то, что другие выдающиеся писатели не соглашались с ним. И справедливо! Чтоб человек не знал, как ему правильно поступить, — такого, мой дорогой, не бывает! Конечно же, не бывает, уважаемые господин Дюрица и господин французский писатель. Все мы всегда очень хорошо знаем, как нужно или нужно было бы поступить! Что выбрать! Вы думаете, мы не знали ответа сразу же, как только вы прохрюкали вашу сказку? Глубоко ошибаетесь! Знали, и только потом уже начали раздумывать. Принялись растягивать себе уши наподобие антенны, стараясь расслышать: а что гласит правило, к которому подобает и даже необходимо прислушиваться! Что говорит этот несчастный, оглупленный мир, это жалкое общество… Верьте тому, господин часовщик, что вам и самому пришло в голову в тот же момент, как вы придумали этот ваш вопрос. Не дожидаясь, пока вытянутся уши! Вот где истина! А все остальное — жульничество и ханжество, которых в этом мире хоть отбавляй…»

Он перешел через магистраль и направился к улице, где находился кабачок коллеги Белы.