Пиар добра или как просрать всё

Моя бабушка мне рассказывала, что озеро это вырыл Леонид Ильич Брежнев, когда работал в этих краях в молодости. Леонид Ильич был тогда не маразматиком, а красавцем чернобровым. По его приказу жители города погожим днем вышли рыть озеро. Там работала и моя бабушка. Она понравилась Леониду Ильичу, и он стал на нее заглядываться. Но бабушка уже была замужем за дедушкой, и была ему верна. Но Леонид Ильич был красавцем чернобровым, и очень любил женщин, а они ему не могли отказать, потому что он был красавцем и большим начальником. И он оказывал бабушке разные знаки внимания. Однажды он прошел мимо бабушки и шепнул ей на ухо: вы такая интересная девушка, а меня зовут Леонидом. А бабушка тогда так посмотрела на Леонида Ильича, что у него внутри разлился голубой лед, выше уже было сказано о том, что бабушка так умела, и кроме того, была трансильванкой и родственницей графа Дракулы по материнской линии. Именно поэтому Леонид Ильич наполнился голубым льдом и покинул объект. И больше к моей бабушке с глупостями не приставал. Это семейная легенда.

Но есть и вторая легенда. Говорят, что когда-то, давно, один влюбленный комсомолец добивался любви одной прекрасной комсомолки. Но она не решалась ему отдаться – она была не только прекрасна, но и горда. Тогда комсомолец позвал ее кататься на лодке по чудному озеру, летним утром. Комсомолка удивилась – ведь в городе не было озера. Но комсомолец все же назначил ей свидание утром на озере.

Всю ночь он рыл озеро. Он вырыл огромное озеро, оно размером с приличное водохранилище. Под утро он закончил работу, и оглядел котлован. Но как заполнить озеро водой? Ведь из-под земли вода прибывает слишком медленно… Отчаявшись, комсомолец, не желая, чтобы любимая утром увидела пустой котлован и его позор, вонзил себе лопату в сердце.

А утром любимая обнаружила мертвого комсомольца. Горе овладело девицей – ведь она любила парня, и только гордость мешала ей признаться ему в этом. Слезы хлынули из ее глаз. Их было столько, сколько было любви в ее сердце. Слезы наполнили озеро. Вот почему вода в Комсомольском озере – соленая, как в море…

Вот так.

Комсомольское озеро окружал то ли лес, то ли парк. Для парка он был слишком запущенный, для леса – слишком правильно высаженный. На холмах вокруг озера росли высокие белые тополя. А на самой высокой точке то ли парка, то ли леса стояла парашютная вышка.

Поставлена она была в очень давние времена, еще до Великой Отечественной. В те времена было модно прыгать с парашютом. Считалось, что если парень не прыгал с парашютом, шансов завоевать внимание хорошенькой комсомолки у него кот наплакал. А если парень прыгал с парашютом, комсомолка разрешала ему после кино залезть ей под комсомольский значок. Комсомолки легко различали, какому парню можно разрешить себе залезть под значок, а какому – нет, потому что все парни тоже носили специальные значки – с указанием количества прыжков. Чем количество прыжков было выше, тем больше позволяла такому парню комсомолка сделать с ней у сирени после кино.

Но прыгать с парашютом по-настоящему было непросто – для этого нужен был самолет и масса других условностей. А прыгать хотели все, потому что все хотели узнать, что у комсомолки там, где нельзя. Поэтому в городе, на высоком склоне над озером, искусственно образованном слезами гордой комсомолки, была построена парашютная вышка. Юноши поднимались на вышку, и прыгали с парашютом, привязанным к веревке. Это были не совсем настоящие прыжки с парашютом, скорее, их имитация, но это лучше, чем ничего, да и девушки-комсомолки у юношей такие прыжки принимали, хоть и по пониженному курсу, и разрешали им у сирени все.

Потом, после войны, вышку постепенно забросили. Она проржавела. И стала опасной для жизни. Ее оцепили забором, с колючей проволокой даже, и некоторое время строго охраняли. А потом она еще сильнее проржавела, и колючая проволока проржавела, и охрана тоже. Вышку собирались спилить, но так и не спилили. Были у спильщиков вышек дела поважней.

В детстве мы с друзьями один раз все-таки забрались на вышку. Это было летним утром. Мы легко преодолели остатки забора, и плюнули в сторону древней таблички, предупреждавшей, что залезать на вышку опасно для жизни.

Лезть на вышку по сгнившим ступенькам было адски страшно. Ступеньки крошились и исчезали в труху прямо под ногами. А на самом верху ветер дул так сильно, что из глаз хлынули слезы. Высота была у вышки приличная – этаж двенадцатый, не меньше. Мы забрались на самый верх. Но выходить на помост, с которого когда-то прыгали с парашютом юноши, никто из нас не решился. Помост совсем сгнил – ступи на него – и двенадцать этажей вниз.

Вот на эту вышку и залез с автоматом Тамерлан Давыдович. Я знаю, как это было, хоть и не видел. Я часто могу рассказать о таких вещах, которые не видел, но знаю, откуда-то знаю.