В нагрянувшей в лагерь компании было еще несколько ребят и девчонок, и вечером, у костра, собрался веселый коллектив. Где-то рядом в деревне раздобыли чудесного самогона, настоянного на разных травах, и самодельная зубровка отлично подогревала голосовые связки исполнителей.
Гуру и Фил играли на гитарах, еще один музыкант вставлял импровизации на валторне и на зурне, остальные использовали кастрюли, ложки и другие ударные инструменты. Эффект был совершенно потрясающим. Гулким эхом разносились по берегу реки звуки фантастической музыки: славянская терция, кавказский полутон и первобытная ритм-группа сливались в отблесках костра в языческое действо, совершенно раскованное, искреннее и подлинное:
Лариса хотела играть в будущей постановке легендарную княжну Лыбедь, ей безумно нравилось, что ее героиня жертвует собой и превращается в реку, которая сметает волной всех аварских воинов. Однако Филлипп хотел, чтобы она сыграла аварскую княжну-пленницу, и эта роль ей тоже нравилась. Лариса распустила волосы и словно заправская ведьма носилась вокруг костра, декламируя под музыку страстное признание аварки:
Откуда-то из палаток, расставленных по берегу Днепра, на звуки языческого шабаша подтягивались удивленные отдыхающие, но они не могли долго оставаться просто зрителями. Натали быстро втягивала их в круг, и через несколько минут они уже прыгали через костры и пританцовывали вместе с колдуньей Мамелфой:
И тени злобных аваров носились вокруг костра, не решаясь на открытый бой с дружиной Кия, и легендарная Лыбедь раскинула руки на краю обрыва.
И стала рать простоволосая пред ними, Как вызревшая под косу трава, Но тут случилось то, о чем поныне Гласит молва.
Лебедушка взошла к вершине кручи И пала камнем в голубой поток — И вздыбилась река волной могучей, И бой умолк…
Лишь в тишине нагрянувшей нежданно, Был слышен тихий, горький стон реки, Навстречу дню бежали мальчуганы, И плакали седые старики…
Трагический финал вызвал бурные дискуссии окружающих: кто-то утверждал, что существуют исторические свидетельства, противоречащие легенде, но где эти свидетельства, никто не мог сказать; кто-то отстаивал право поэта на вымысел и утверждал, что не имеет значения, были ли вообще в истории Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь.