Петрашевцы

Нельзя сказать, что А. Л. Крылов ничего не замечал. Он жаловался в цензурный комитет 6 марта 1846 г.: «Статьи, поступавшие для сего выпуска в цензуру, составлялись большею частью так, что неисправности: в цензурном отношении надобно было выбрасывать из них кучами. Необходимость перемарок была такова, что редакция добровольно отказалась от предоставленного ей права присылать статьи в корректуре и начала доставлять их ко мне в рукописях. Главное затруднение проистекало из общего направления статей против существующего порядка в общественной жизни. Редакция видит во всем ненормальное, как она твердит беспрестанно, положение, и напрягается всеми силами развивать способы к приведению общества в другое положение, нормальное. Для редакции кажется, что в христианском обществе должно быть равенство, потому что религия христианская есть религия братской любви. Я неоднократно старался предостеречь редакцию и отклонить от принятого ею дурного направления, объяснения мои с лицами, присылавшими статьи, оканчивались, однако же, настойчивостью либо в том, что редакция не знает, что может быть пропущено цензурою, либо, что я ошибался в моем взгляде»[112].Ясно, что Крылов далеко не все понял, но, как видно, кое-что крамольное все-таки уразумел. Он стал запрещать статьи Петрашевского, так, например, мотивируя свой отказ: «Статья «Организация промышленности», заключающая целый трактат не о слове организация, но о том, как в обществе нормальном следовало бы, на иных против существующего порядка началах, устроить промышленность, может ли быть уместна для такого издания, которое предпринято под названием «Карманный словарь иностранных слов»? Допустив одну такую статью, ценсура неизбежно вовлекается в пропуск неопределенного количества подобных же трактатов, которые сделают издание не словарем иностранных слов, а какою-то преобразовательною энциклопедиею. Потому что слово Организация, таким же способом, каким оно приложено к Промышленности, может быть прилагаемо едва ли не ко всякому предмету и понятию в общежитии. Я и получил вслед за тем еще две подобные же статьи, под названием «Организация войска» и «Организация труда»., На чем остановится этот ряд организаций — угадать трудно»[113].

Крылов запретил весь этот ряд «Организаций» как запретил и слишком опасные другие статьи, например «Обскурантизм» и «Обскурант» (к счастью, они сохранились в архивных копиях). Но энергичный Петрашевский так, видимо, «наседал» на комитет и цензора, так увиливал, убеждал, исправлял, переделывал статьи, что в конце концов брал цензора измором. Например, вместо перечисленного ряда «Организаций» он все же вставил в словарь большую статью «Организация производства или произведения». Не исключено, что некоторые вставки Петрашевский, возможно, рисковал вставлять уже после цензорской подписи. Председатель петербургского цензурного комитета гр. М. Н. Мусин-Пушкин при обсуждении уже отпечатанного выпуска словаря заметил: «…рукопись^ с которой некоторые статьи книги были печатаны, так перемарана поправками, что трудно определить, были ли многие сомнительные места в виду у цензора во время самого рассматривания ее, или они после были прибавлены издателем в виде поправок»[114].

О хитростях Петрашевского, о его проделках с цен-ворами ходили легенды (возможно, что некоторые из них, для отвода глаз, распространял в кругу ближних и сам виновник). Например, П. П. Семенов-Тян-шанский свидетельствует в своих воспоминаниях, что Петрашевский передавал переделанные статьи от одного цензора к другому, пока не получал разрешения, что он так ловко расставлял знаки препинания в предлагаемых цензуре статьях, что при последующей их перестановке получался совсем другой смысл. Но разных цензоров не было, оба выпуска проверял один А. Л. Крылов, что же касается знаков препинания, то большие тирады антиправительственного или антифеодального содержания невозможно скрыть с помощью запятых или тире, как их ни расставляй. Значительно удобнее, очевидно, было в густо исправленный и перемаранный черновик, наконец одобренный цензором, вставлять перед отдачей в типографию нужные места (Крылов видел в добровольном отказе редакции словаря от присылки цензору корректуры и в возврате к рукописям чуть ли не свою победу — а со стороны Петрашевского это, наверное, была, сознательная уловка: в рукописи было проще запутать, обмануть цензора).

Важно еще отметить, что Кирилов, наверное не без подсказки Петрашевского, добился у великого князя Михаила Павловича, брата императора, разрешения посвятить ему словарь. Михаил Павлович как шеф военно-учебных заведений был непосредственным начальником Кирилова, поэтому посвящение не выглядело странным, зато оно августейшим именем как бы прикрывало от цензоров крамольную суть словаря. Интересно, что посвящение появилось впервые именно на втором выпуске: на первом этапе ничего подобного не было, возможно, самому Кирилову такое и в голову не приходило.