Чтобы упрочить свое положение на отвоеванных землях, Петр не жалел сил на строительство судов на верфях Ладожского озера. 23 сентября 1704 года он писал Меншикову: «Здесь все зело исправно. Коли Бог даст, три фрегата, четыре шенявы, да галиот послезавтра на воду спустим». Но Ладога была коварна и неспокойна, и новые суда получали течь, а то вовсе оказывались выброшенными на берег у южной оконечности озера возле Шлиссельбурга, где берет начало Нева. Чтобы избежать опасного плавания по Ладоге, Петр решил перенести главные верфи в Петербург. В ноябре 1704 года он заложил верфь на левом берегу Невы, по диагонали от Петропавловской крепости, чуть ниже ее по течению. Поначалу Адмиралтейство представляло собой обычную верфь, построенную в форме прямоугольника. Окруженное с трех сторон деревянными амбарами и сараями, которые служили мастерскими, кузницами, избами для рабочих и кладовыми для канатов, парусов, пушек и корабельного леса, Адмиралтейство оставалось открытым со стороны Невы. Посередине – там, где впоследствии разместился главный штаб Российского флота, возвышался деревянный шпиль, увенчанный флюгером в форме кораблика[27].
Под сенью этого шпиля, на пространстве, окруженном амбарами и сараями, закладывались петровские корабли. Объемистые корпуса сооружались у самого берега, затем их спускали на воду и буксировали к причалам для доводки. Чтобы защитить Адмиралтейство от возможного нападения шведов, его обнесли земляными валами со рвами и бастионами. Таким образом, город получил вторую твердыню, почти столь же могучую, как Петропавловская крепость.
В дальнейшем шведы не прекращали тревожить новый город вылазками как с моря, так и с суши. В 1705 году русские вбили длинные бревна в дно фарватера у острова Котлин и соединили их канатами, закрыв путь флоту противника. Завидев на горизонте переплетения мачт и канатов, шведы принимали их за мачты внушительного русского флота и после безрезультатного обстрела с дальней дистанции отходили. В 1706 году Петр, совершая плавание в открытом заливе, заметил приближение шведской эскадры. Он тут же повернул к берегу и условным сигналом – орудийными выстрелами – известил вице-адмирала Крюйса, голландского моряка, который командовал русским флотом. Крюйс, однако, не поверил сигналу и признал свою ошибку лишь тогда, когда увидел шведские корабли собственными глазами. Некоторое время спустя Петр со смехом припомнил этот случай. Докладывая о положении на флоте, Крюйс жаловался Петру на невежество и недисциплинированность офицеров: «Его величество в морском деле искусен и ведает, каково важно во всем превосходную субординацию иметь». Петр отвечал ласково: «Вице-адмирал сам повинен в том, что в морских офицерах недостает уменья, понеже почти всех их сам на службу и взял… Что ж до моего уменья, кумплимент сей вовсе незаслужен. Когда случилось мне намедни углядеть с яхты свейские корабли и, согласно морскому обычаю, пушечною пальбою число оных означить, сие почтено было за потеху, что зову пальбою чарку испити. Когда и сам я к вице-адмиралу на борт поднялся, оный верить мне ни про что не хотел, покуда его матросы неприятеля с мачты не высмотрели. Оттого разумею, что надобно меня в умелых не числить, а коли нет, то сие шутки более не шутить».
С течением времени Петр стал более широко представлять себе роль Петербурга. Он увидел в нем не только крепость, охраняющую невское устье или верфь для строительства торговых и военных судов на Балтике. Он увидел в нем будущий город. Как раз в это время в Россию приехал итальянский архитектор Доменико Трезини, который построил великолепный дворец для короля Дании Фредерика IV. Его стиль, как и стиль большинства архитекторов, работавших в то время в Северной Европе, испытал сильное голландское влияние, и именно это, заимствованное в Голландии, протестантское северное барокко привнес в Россию Трезини. 1 апреля 1703 года он подписал договор, по которому стал «государевым архитектом цивилии и милитарии», и Петр незамедлительно отправил его на берега Невы, поручив ему надзор за всеми строительными работами. В течение девяти лет Трезини заменял бревенчатые лачуги кирпичными и каменными строениями, и приметы его градостроительной деятельности Петербург хранит и поныне. Пока работные люди насыпали земляные валы крепости, Трезини построил внутри ее стен небольшую церковь. Не имея отделочных материалов для украшения интерьера, он покрыл стены желтой штукатуркой под мрамор. В 1713 году Трезини приступил к строительству Петропавловского собора в стиле барокко, который с некоторыми переделками сохранился до наших дней; его золоченый шпиль и сейчас вздымается к небу на высоту 400 футов.