Петр III

Против бедной Елизаветы Романовны был составлен целый заговор. «Я без удовольствия смотрела, что девица Воронцова снова всплывает наверх», — признавалась Екатерина. Но к январю 1757 года великий князь сделал окончательный выбор в пользу «толстой фрейлины». В лондонском издании «Записок» Екатерины II было опубликовано послание Петра Фёдоровича, датированное (впрочем, без каких-либо оснований) 1758 годом и обращённое к О. М. Штакельбергу. Вероятно, речь в нём идёт о сближении с фавориткой. «Любезный брат и друг! Прошу вас, не забудьте сегодня исполнить моё поручение к известной особе и уверить её, что я готов доказать ей мою совершенную любовь; если я не говорю с ней в церкви, то это только для того, чтоб посторонние не заметили. Скажите ей, что если она захочет хоть раз придти ко мне, то я ей докажу, что её очень люблю»⁵⁰.

Елизавета Романовна не преминула воспользоваться приглашением. Это было нетрудно, если учесть весьма куртуазное распределение покоев в Ораниенбауме. К западной, «мужской», половине дворца примыкал флигель для фрейлин, а к восточной, «женской», — для кавалеров. Правда, в последнем находилась квартира управляющего. Такова цена показной фривольности.

Под покоями Петра Фёдоровича в западной части дворца были устроены комнаты для его возлюбленной, от которых до сих пор сохранился так называемый кабинет Дианы. Вероятно, сначала эти помещения предназначались великой княгине, ведь именно её считали страстной охотницей и сравнивали с Артемидой, или Дианой. Кроме того, Екатерина являлась двоюродной сестрой Петра, что делало уместным его отождествление с Аполлоном. Но в конце концов тут поселилась «толстая Романовна». За восточной стеной её опочивальни находилась потайная лестница, ведшая наверх к великому князю. Впрочем, аналогичная имелась и на «женской» половине у Екатерины⁵¹.

В нескольких верстах западнее Ораниенбаума возникли две небольшие охотничьи резиденции: одна купленная Петром для Елизаветы Воронцовой, другая — великой княгиней для себя. В обоих случаях расходы были оплачены через дворцовую контору, но не стоит думать, будто царевич позаботился об обеих женщинах. Напротив, возникновение дачи фаворитки Сан-Эннюи (Нескучное), видимо, подстегнуло Екатерину приобрести нечто подобное. Её гордая натура не пережила бы разговоров: де Пётр делает любовнице роскошные подарки, а о жене забыл.

Даже в мемуарах Екатерина ни словом не обмолвилась об обидном соседстве Сан-Эннюи. Уязвлённое самолюбие царевны выразилось не в прямых жалобах, а в кратком рассказе об итальянском садовнике Ламберти, помогавшем ей с посадками: «Он предрёк Елизавете, что она взойдёт на престол. Этот же человек сказал мне... что я стану Российской самодержавной императрицей, что я увижу детей, внуков и правнуков, и умру в глубокой старости... Он определил год моего восшествия на престол за шесть лет до того»⁵².

Имеющий уши да услышит. Она, а не Пётр, будет царствовать. Ей предстоит долгая, счастливая и славная жизнь. Пророчества Ламберти должны были поддержать Екатерину. Придать ей сил и сделать нечувствительной к мелким обидам. Но вот беда: корона впереди, а больно уже сейчас. Царевна никак не могла научиться жить втроём, вернее вчетвером: она, муж, его любовница и её любовник, — как советовал столь нравившийся ей Вольтер. Просвещённый брак, в котором супруги — прежде всего друзья и союзники, очень бы подошёл для этой пары. Но нет, Екатерина, судя по колким, злым замечаниям в адрес метресс мужа, испытывала самую некуртуазную ревность. И, как предстоит убедиться читателю, Пётр тоже.

Глава седьмая ЗАГОВОР БЕСТУЖЕВА

Продвигая субсидную конвенцию и поминутно встречая препятствия со стороны Шуваловых и Воронцовых, английский посол Уильямс решил помимо канцлера Бестужева заручиться ещё одним союзником — великой княгиней. Он хотел, чтобы в Лондоне сделали ставку на новую союзницу. Крайнее расстройство здоровья Елизаветы позволяло надеяться, что больная императрица долго не протянет.

«Шифровальный столик»

«Тогда почти у всех начало появляться убеждение, что у неё бывают очень сильные конвульсии, регулярно, каждый месяц, — писала Екатерина, — что эти конвульсии заметно ослабляют её организм, что после каждой конвульсии она находится в течение двух, трёх и четырёх дней в состоянии такой слабости и такого истощения способностей, какая походит на летаргию»'.