Говоря о переписке с британским послом, исследователи всегда спотыкаются на двух вопросах. Поражает особый цинизм будущей императрицы в отношении больной, умирающей женщины. И факт государственной измены. Продажа информации за деньги. Подготовка переворота в интересах иностранной державы.
В зрелые годы, уже занимая престол, Екатерина II, вероятно, дорого бы дала, чтобы отказаться от писем сэру Чарльзу. И не только потому, что выступала в них, как выразился известный публикатор её наследия Я. Л. Барсков, «на ролях английской шпионки»16. Но и потому, что всякому неприятно заглядывать в такое зеркало.
Былые обиды не унимались в душе Екатерины до старости. Отношения с Елизаветой были очень непростыми. Когда августейшая свекровь шла на поводу у своего сердца, она обнаруживала и доброту, и сострадательность. Но когда политический расчёт брал в дочери Петра верх, она становилась чёрствой и невосприимчивой к страданиям близких. Держала великокняжескую чету едва не под арестом, удаляла всех, кто мог им понравиться, отнимала у молодой женщины одного возлюбленного за другим, забрала сына.
Наверное, Екатерина считала, что ей не за что благодарить свекровь. К моменту тяжкой болезни императрицы невестка уже так настрадалась от грубого вмешательства в свою жизнь, что не могла жалеть Елизавету. Хуже того — издевалась над умирающей и не делала из своего отношения тайны. Её сердце очерствело. Устав плакать, она начала смеяться — цинично и зло.
Промах Уильямса состоял в том, что он неверно рассчитал время. Поторопился. Однако почти всё свидетельствовало о скорой кончине императрицы. «Если раньше у неё не проходило и дня без прогулки верхом или в карете, то за всю последнюю зиму она выезжала всего один раз, — писал посол 22 октября 1755 года. — ...Она кашляет кровью и задыхается; ноги её распухли, и её мучает грудная водянка. Тем не менее она протанцевала со мною менуэт»17. Думаем, последний подвиг был предпринят Елизаветой специально, чтобы показать дипломату: она не так плоха, как судачат.
Великая княгиня не осмеливалась посягать на власть императрицы. Все действия приурочивались к её кончине — к многотрудному, как показали примеры предшествующих царствований, моменту передачи короны. Последняя могла уйти из дырявых рук Петра Фёдоровича. Царевна намеревалась защитить его право на престол — если надо, то и с привлечением гвардии.
Поддержка войск и вельмож дорого стоила. Средства претендентам обычно предоставлялись из-за границы в надежде на изменение внешнеполитического курса. Иностранные дворы всегда стремились покупать расположение наследников, а заодно и нужные сведения. Елизавета взошла на престол на французские деньги, руководимая Шетарди, которому обещала прекратить войну России со Швецией. Сын Екатерины Павел за долгое царствование матери сближался то с одним, то с другим двором, получая займы, и, наконец, обрёл постоянных союзников в Пруссии. В этом ряду сотрудничество великой княгини с британским послом — не исключение, а правило.
Сам факт получения субсидии неудивителен в обстановке, где брали
«Великий канцлер в самых убедительных выражениях заверил меня, что всякое увеличение первоначальной выплаты... желательно и породит у Её императорского величества как бы чувство личной обязанности, — продолжал дипломат 11 августа. — ...Сумма около пятнадцати тысяч фунтов стерлингов для личных трат императрицы произведёт самое благоприятное воздействие... Ежели до сих пор покупалось русское войско, то указанная выше сумма должна купить саму императрицу»18.
Оскорбительные слова. Они заставляют задуматься о месте России в тогдашнем концерте европейских держав. Когда Елизавета Петровна разорвала субсидную конвенцию с Англией, она немедленно затребовала финансовую компенсацию с нового союзника — Франции19.
Рассказ о продажности русского кабинета — общее место дипломатических донесений из Петербурга середины XVIII века. Тайны мужей за сходную цену уступали жены, чаще всего с согласия благоверных. Так, супруга канцлера статс-дама Анна Ивановна Бестужева, урождённая Беттигер, со второй половины 1740-х годов находилась на содержании британского правительства. Единовременные презенты французского кабинета её сопернице княгине Анне Даниловне Трубецкой, супруге генерал-прокурора Сената, в размере тысячи дукатов, или пруссаков — самому Никите Юрьевичу Трубецкому в размере четырёх тысяч выглядели жалко20. Скупость в подобных вопросах оборачивалась против посла и его державы.