Петр III

Уместен вопрос: до какой степени история с егерями была провокацией? Недаром приставленных к великому князю охотников допросили «лишь слегка», а потом выдворили за границу. Ведь могли заточить, как Румберга. Создаётся впечатление, что егеря выполнили приказ сверху и позднее «пострадали» только для виду. Вот Батурин — настоящий заговорщик, о его авантюризме знали и, возможно, специально свели с Петром. От удара камня о камень должна была вылететь искра.

Ловкость проведённой игры заставляет подозревать в ней уверенную руку Бестужева. А участие в обеих интригах — любовной в Раеве и политической в лесах — братьев Разумовских позволяет предположить, что канцлер и его покровитель-фаворит действовали заодно. Великокняжескую чету намеревались поймать в две ловчие ямы. Но царевну спасла осторожность, а её мужа трусость. Он не довёл переговоры до конца, раньше времени сорвался с крючка. Однако подозрения Елизаветы только укрепились. «Не удивлюсь я, — рассуждал Финкенштейн о Бестужеве, — если найдёт он способ переменить наследника... частые ссоры между тётушкой и племянником повод к сему могут подать»⁵¹.

«Самолюбие четырёх фаворитов»

Одним из таких поводов стала пустячная на первый взгляд ссора Елизаветы и Петра весной 1750 года из-за... бани. Однажды после бала Чоглокова передала великой княгине выговор Елизаветы: «Она гневалась на меня за то, что, будучи замужем четыре года, не имела детей, что вина в этом была исключительно на мне, что, очевидно, у меня в телосложении был скрытый недостаток, о котором никто не знал, и что поэтому она пришлёт мне повивальную бабку, чтобы меня осмотреть». По поводу осмотра слова Екатерины звучали столь смиренно, что только оттеняли унизительность положения: «Так как Её величество была во всём госпожа, а я в её власти, то я ничего не могла противопоставить её воле».

Присутствующий при разговоре великий князь заступился за жену: «Чувствовал ли он, что вина была не моя, или со своей стороны он счёл себя обиженным, но он резко ответил Чоглоковой по поводу детей и осмотра». Марья Симоновна удалилась, пообещав всё передать государыне. Гофмейстерина П. Н. Владиславова, заменившая уволенную Крузе, утешала Екатерину: «Как же можете вы быть виноваты, что у вас нет детей, тогда как вы ещё девица... Её величество должна бы обвинять своего племянника и самое себя, женив его слишком молодым».

Все эти россказни дошли до Елизаветы Петровны далеко не сразу, императрицу не так-то легко было увидеть. Буря заваривалась от Мясоеда до Великого поста. Государыня в то время находилась в затруднительном положении. В начале осени 1749 года, когда великокняжеская чета жила в Раеве, императрица выбрала нового фаворита. Это произошло не вдруг и не неожиданно для внимательного наблюдателя. Дело состояло не только в сердечном охлаждении 39-летней Елизаветы к прекрасному казаку. Партия Алексея Григорьевича, а вернее её главный деятель Бестужев, совершили непростительный промах на международной арене — допустили оскорбление «величества» и унижение своей государыни.

Как мы помним, в 1746 году канцлер сумел направить 30-тысячный русский корпус в Германию на помощь австрийским войскам. Серьёзного участия в военных действиях эти части не принимали, но само присутствие русской армии на Рейне в конце войны ускорило развязку. В октябре 1748 года в Аахене был подписан мирный договор между Францией и Испанией, с одной стороны, и Австрией, Англией и Голландией — с другой. Мария Терезия была признана императрицей Священной Римской империи, а Франция лишилась своих завоеваний в Нидерландах и отчасти в Индии и Северной Америке⁵². Это привело к формальному расторжению отношений между Петербургом и Парижем и поставило на грань разрыва русско-прусские связи.

Именно такой переориентации политики своего кабинета и добивался Бестужев. Он мог бы торжествовать победу, но... сама Россия не получила от действий на стороне Австрии никакой выгоды. Хуже того, при подписании Аахенского договора участники «забыли» пригласить русских дипломатов на конгресс, и Петербург не фигурировал в качестве гаранта этого важного международного соглашения. Такой полновесной пощёчины от «союзников», сразу указавших «варварам» их место, Елизавета Петровна не ожидала.

Строго говоря, Россия не могла претендовать на равноправие с другими партнёрами, так как в 1747 году подписала субсидную конвенцию с Англией, согласно которой Лондон платил, а Петербург давал войска. Предоставляя армию «внаём», за деньги, Елизавета Петровна теряла возможность фигурировать на мирных переговорах в Аахене⁵³. Этой тонкости Бестужев не объяснил своей монархине, а во время дела Лестока умело свалил на лейб-медика вину за то, что другие державы не позвали Россию на конгресс.