Петр III

Казалось, её официальный наследник Пётр Фёдорович — тоже сторона пострадавшая. Однако и он не ушёл из круга подозреваемых, чему способствовало дело поручика Бутырского пехотного полка Иоасафа Батурина. «В начале зимы я увидела, что великий князь очень беспокоится, — вспоминала Екатерина. — ...Он больше не дрессировал своих собак, раз по двадцать на дню приходил в мою комнату, имел очень огорчённый вид, был задумчив и рассеян; он накупил себе немецких книг... часть их состояла из лютеранских молитвенников, а другая — из историй и процессов каких-то разбойников с большой дороги, которых вешали или колесовали. Он читал это поочерёдно, когда не играл на скрипке». Подобной литературой Пётр сам распалял и запугивал себя, а потом начинал молиться. «Я терпеливо выжидала, что он мне скажет. Наконец, однажды он мне открыл, что его мучило».

Всё лето в Раеве, пока Кирилл Разумовский охотился на Екатерину, великий князь рыскал по окрестным лесам со сворой собак. Цесаревне, вероятно, казалось, что самое интересное творится вокруг неё. Однако великий князь имел все основания утверждать обратное: его чуть не втянули в полновесный заговор. Пётр всё время проводил в обществе егерей, приставленных к его своре, и, как признавалась Екатерина, «коли пошло на чистоту, он связался с этими людьми, закусывал и выпивал с ними». Они-то и свели Петра Фёдоровича с Батуриным.

«В Москве стоял тогда Бутырский полк, — писала Екатерина. — В этом полку был поручик (по другим источникам, подпоручик. — О. Е.) Асаф Батурин, весь в долгу, игрок и всюду известный за большого негодяя, впрочем, человек очень решительный». Через егерей, с которыми Батурин неизвестно как познакомился, он стал добиваться свидания с великим князем, упирая на свою «преданность» и на то, что «весь полк с ним заодно». Сначала Пётр испугался, но постепенно дал себя уговорить. Поручик подкараулил его в лесу «в укромном местечке», пал на колени и поклялся «не признавать никакого другого государя, кроме него». Услышав такие слова, Пётр якобы дал шпоры лошади и ускакал, оставив соблазнителя на коленях.

Вскоре ему передали, что Батурин арестован и перевезён в Преображенское, где располагалась Тайная канцелярия. Екатерина замечала, что муж «дрожал и очень боялся быть замешанным». Несколько дней спустя егеря тоже были взяты под стражу. Великая княгиня ободряла супруга, говоря, что его единственная вина — «дурная компания». Но Пётр продолжал трястись. «Говорил ли он мне правду? — рассуждала Екатерина. — Я имею основания думать, что он убавлял, передавая о переговорах, которые вёл».

Некоторое время спустя егерей выпустили, но приказали покинуть Россию (все они были иностранцы). Охотники сумели передать великому князю, что не назвали на допросах его имени, «вследствие чего он прыгал от радости». «Что касается Асафа Батурина, то его нашли очень виновным... Он замышлял ни более ни менее как убить императрицу, поджечь дворец и этим ужасным способом, благодаря сумятице, возвести великого князя на престол. Он был осуждён после пытки к заключению на всю жизнь в Шлиссельбург»⁴⁶.

Теперь в Тайной канцелярии находилось целое дело, используя которое можно было лишить Петра права наследовать престол и даже заточить. О чём Елизавета позднее не раз намекала племяннику. Признания Батурина не пускали в ход до удобного момента и таким образом держали цесаревича в напряжении. Над его головой подвесили дамоклов меч.

«Несколько лет спустя после моего восшествия на престол это дело попалось мне в руки, — вспоминала Екатерина. — ...Говоря без обиняков, это был заговор по всей форме; Батурин убедил сотню солдат своего полка присягнуть великому князю; он уверял, что получил на охоте согласие этого князя на возведение его на престол. На пытке он сознался в своих сношениях с этим князем через посредство его егерей». После описанного происшествия Елизавета Петровна перестала целовать руку наследника, когда он подходил целовать её длань. «С этого времени я стала замечать, как в уме великого князя росла жажда царствовать, — писала Екатерина. — Ему этого до смерти хотелось»⁴⁷.

Следствие выявило весьма серьёзные планы. Надлежало «вдруг ночью нагрянуть на дворец и арестовать государыню со всем двором»⁴⁸. Батурин хотел привлечь к заговору работных людей московских суконных фабрик, которые в тот момент бунтовали. Он сносился с одним из их главарей суконщиком Кенжиным, которому обещал: «Мы заарестуем всех дворян»⁴⁹. Поручик был убеждён, что сможет подбить на переворот Преображенский батальон и даже лейб-кампанцев, «а они-де к тому склонны и давно желают». Однако на подкуп солдатских голов требовались деньги, которые авантюрист думал получить от Петра. У великого князя их просто не было. Доходы наследника неуклонно сокращались. Ему было назначено 400 тысяч в год, но, по сведениям Мардефельда, реально он получил только 80 тысяч в 1744 году и 8 тысяч в 1746-м⁵⁰. Посадив племянника на «голодный паёк», Елизавета Петровна, без сомнения, обезопасила себя.