Не менее убедительно звучит и вторая догадка: Рюльер принадлежал к числу авторов, блестяще владевших пером, и он для яркости изложения использовал приемы подачи материала, свойственные не историку, а публицисту, нередко приносящему в жертву яркости и красочности точность изложения материала. Именно поэтому свидетельствам Рюльера надлежит относиться с осторожностью. После этих предварительных замечаний обратимся к изложению существа вопроса.
Переворот в пользу Екатерины II, как и ранее в пользу Елизаветы Петровны, имел одну общую черту: и там, и здесь орудием переворота была гвардия. В остальном нетрудно обнаружить особенность. Главная из них состояла в том, что претендовавшая на корону Елизавета Петровна принадлежала к царствовавшей династии Романовых, в то время как Екатерина II не имела к ней никакого отношения, и ее можно без всяких оговорок считать узурпаторшей трона, силой отнявшей власть у законно правившего государя. Елизавета Петровна отправилась добывать корону налегке, в сопровождении трех человек, в небольших санях, так что Воронцову довелось стоять на запятках, в то время как Екатерине пришлось стать во главе войск столичного гарнизона, в котором большинство принадлежало трем гвардейским полкам. Следующее отличие состояло в том, что Елизавета добилась успеха в течение одного-двух часов, в то время как Екатерине удалось завершить его лишь по истечении двух суток. Наконец, последнее отличие: в перевороте Елизаветы Петровны не участвовали не только генералы и вельможи, но даже рядовые офицеры, в то время как Екатерине удалось привлечь к заговору офицеров Орловых и таких влиятельных вельмож, как Н. И. Панин, К. Г. Разумовский, и умную и энергичную княгиню Е. Р. Дашкову.
Иной была и мотивация переворота: Елизавета Петровна совершала его под флагом борьбы с иноземным засильем, в то время как Екатерина не могла воспользоваться этим лозунгом, поскольку сама была немкой — ей пришлось убеждать подданных, что царствующий монарх правит страной не в их интересах, что он уступил безвозмездно прусскому королю завоеванные у него в изнурительной Семилетней войне территории, что, выходя из антипрусской коалиции и ведя подготовку к датскому походу, Петр III выступал не в роли российского императора, а герцога Голштинского.
Внутренняя политика Петра III тоже у многих вызывала протест. Едва ли не самое сильное недовольство правлением Петра III проявляла гвардия. Гвардейские полки, Преображенский и Семеновский, при инициаторе их создания Петре Великом имели репутацию самых боеспособных частей русской армии. Кроме того, эти полки являлись своеобразной школой, где дворянские отпрыски практически овладевали навыками военного дела, чтобы продолжить службу офицерами в полевых полках.
При преемниках Петра I гвардия стала постепенно утрачивать прежнюю славу, превратившись в изнеженное воинство, распоряжавшееся троном. При ближайших преемниках Петра I командирами гвардейских полков числились монархи. «В правление императрицы Елизаветы, — писал Шумахер, — они привыкли к безделью. Их боеготовность была очень низкой, за последние двадцать лет они совершенно разленились, так что их стоит рассматривать как простых обывателей, чем как солдат. По большей части они владели собственными домами, и лишь немногие из них не приторговывали, не занимались разведением скота или еще каким-либо выгодным промыслом. И этих изнежившихся людей Петр III стал заставлять со всей мыслимой строгостью разучивать прусские военные приемы. При этом он обращался с пропускавшими занятия офицерами почти столь же сурово, как и с простыми солдатами. Этих же последних он часто лично наказывал собственной тростью на публичных смотрах из-за малейших упущений в строю. Вместо удобных мундиров, которые действительно им шли, он велел им пошить короткие и тесные, на тогдашний прусский манер. Офицерам новые мундиры обходились чрезвычайно дорого из-за золотого шитья, в изобилии украшавшего их, а рядовым слишком узкая и тесная форма мешала обращаться с ружьями. Но что более всего восстановило против императора этих привыкших к удобствам людей — это его требование отправиться с ним в поход за несколько сотен миль против Дании, который он окончательно решил».
Жестокое обращения императора с офицерами и солдатами подтверждает и граф Мерси: русский государь, доносил он в депеше от 25 апреля 1762 г., «продолжает обращаться жестоко с рядовыми, так и с офицерами».
Гвардейцев, кроме того, пугала дальнейшая судьба их полков: император как-то отозвался о них: «Гвардейцы только блокируют резиденцию, не способны ни к какому труду, ни к военным экзерцициям, а всегда опасны для правительства». Петр III не скрывал своего намерения распустить гвардейские полки. Первый шаг по их ликвидации он успел сделать — упразднил лейб-кампанию. Лейб-кампанцы роптали, заявляя, что «возведением на престол Елизаветы Петровны они очистили и Петру III путь к трону».