18-го, в 8 часов утра, его высочество, в параде, со всем своим двором, отправился присутствовать при въезде императора; перед тем, однако ж, мы побывали сперва у князя (Меншикова), потом в большой аптеке Брейтигама, у которого оставались несколько времени, и оттуда уже поехали в церковь, где все русские вельможи ожидали прибытия государя и где между тем духовенство, вне церкви, угощало их разного рода освежительными напитками. Около 11 часов императрица, в величайшем параде и с большою свитою, подъехала к находившимся там триумфальным воротам (воздвигнутым духовенством еще прежде по случаю празднования мира), к которым теперь прибавлены были разные новые украшения и девизы, относившиеся к победам, одержанным в Персии. В самых воротах, по обе стороны, стояли столы с кушаньем на случай, если б императору вздумалось остановиться и немного отдохнуть. Ее величество императрица, встреченная здесь при беспрерывных звуках вокальной и инструментальной музыки духовенством и прочими присутствовавшими, проехала потом к другим триумфальным воротам, поставленным от граждан, и там, в устроенном возле императорском доме (павильоне), ждала въезда императора. Часов в двенадцать его величество в следующем порядке приблизился к упомянутым воротам духовенства: сперва вели несколько верховых лошадей, покрытых превосходными чапраками; потом следовало несколько рот Преображенского полка на лошадях, в новых мундирах, в касках, обвитых цветами, с обнаженными шпагами и при громкой музыке. За ними ехали, верхом же, разные генералы и другие кавалеры, все в великолепнейших костюмах. Затем следовали придворные литаврщики и трубачи, за которыми шел офицер, несший на большом серебряном блюде и красной бархатной подушке серебряный ключ, который был вынесен навстречу его величеству императору из Дербента, изъявившего тем свою покорность. После того ехал сам государь, верхом, в обыкновенном зеленом, обшитом галунами мундире полковника гвардии, в небольшом черном парике (по причине невыносимых жаров в Персии он принужден был остричь себе волосы) и шляпе, обложенной галуном, с обнаженною шпагою в руке. Позади его ехало верхом еще довольно много офицеров и кавалеров. Наконец несколько эскадронов драгун заключали процессию. В это время звонили во все колокола, палили из пушек и раздавались радостные восклицания многих тысяч народа и верноподданных. Когда император подъехал к воротам и сошел с лошади, архиепископ Новгородский от имени Синода и всего духовенства приветствовал его речью; после чего его величество, вместе с герцогом и знатнейшими вельможами, подошел к одному из поставленных в воротах столов и кушал с хорошим аппетитом; все прочие, поместившись как попало за другим столом, принялись за кушанья еще с большим удовольствием и ели так, как будто три дня голодали. Прежде нежели император собрался ехать дальше, герцог отправился вперед к другим триумфальным воротам, где нашел императрицу, герцогиню Мекленбургскую, ее сестру и многих других дам, с которыми и пробыл еще около часа, пока приехал туда его величество. Подъехав к этим воротам, государь сошел с лошади и отправился в комнаты к императрице, где оставался по крайней мере полтора часа и снова принимал угощение от граждан. Здесь он очень ласкал его высочество и долго говорил только с ним, но в то же время сделал ему маленький выговор за то, что тот слишком скоро уехал от триумфальных ворот духовенства. По отъезде их величеств в свой дом в Старопреображенском герцог оставался еще несколько времени с герцогинею Мекленбургскою и ее сестрою, и только когда они уехали, отправился также домой, так что мы настоящим образом обедали уже в 4 часа. Говорят, что в этот день вечером у князя Ромодановского, в Преображенском приказе, было в присутствии императора угощение для знатнейших русских вельмож и что государь, уезжая оттуда, просил хозяина продолжать хорошенько поить гостей, хотя все они были уже порядочно пьяны. Так как между князем Ромодановским и князем Долгоруким существовала давнишняя неприязнь и последний не хотел отвечать как следовало на предложенный ему первым тост, то оба этих старца, после многих гадких ругательств, схватились за волоса и по крайней мере полчаса били друг друга кулаками, причем никто из других не вмешался между ними и не потрудился разнять их. Князь Ромодановский, страшно пьяный, оказался, как рассказывают, слабейшим; однако ж после того, в припадке гнева, велел своим караульным арестовать Долгорукого, который, в свою очередь, когда его опять освободили, не хотел из-под ареста ехать домой и говорил, что будет просить удовлетворения у императора. Но, вероятно, ссора эта ничем не кончится, потому что подобные кулачные схватки в нетрезвом виде случаются здесь нередко и обходятся молчанием.
1723Январь
