<…> 12-го, рано утром, ко мне приехал от герцогини Мекленбургской капитан Бергер и объявил, что и в Измайлове уже получено достоверное известие о прибытии императора. Герцог обедал с подполковником Бремзе и в час пополудни отправился с немногими из нас в Новопреображенское (которое в 15 верстах от Слободы), где имел честь представиться императору и поздравить его с благополучным приездом и счастливо оконченным походом. Государь принял его очень милостиво и с большою нежностью. Его величество за неделю выехал из Царицына, находящегося отсюда в 1200 верстах, и полагал, что императрица, которая намеревалась выехать оттуда два дня после него, будет здесь послезавтра. Он не переедет в город до тех пор, пока не приедут 200 человек гвардейцев, которые отправлены на подводах и которых ожидают не позже, как через пять дней. Пробыв до 4 часов у императора, много рассказывавшего о персидском походе, о бывших во время его больших жарах и о других трудностях, его высочество отправился назад в Слободу и присутствовал на обыкновенном концерте, даваемом теперь у тайного советника Геспена, у которого потом и ужинал в небольшом обществе. В этот день утром герцог, по обещанию, посылал капитана Бассевича к герцогине Мекленбургской сказать, что поедет к императору. Узнав потом, что вчера вечером у князя Меншикова сделалось сильное кровотечение, он поручил тому же Бассевичу побывать у него с поклоном и осведомиться о его здоровье. Князь велел отвечать, что он очень плох.
Говорят, однако ж, что болезнь эта притворная и произошла оттого, что барон Шафиров третьего дня получил с курьером уверение от императора, что будет защищен от всех своих врагов, и успел в свое время войти в Сенат с жалобою на имя государя по поводу недавней большой ссоры своей с князем.
13-го герцог кушал в своей комнате, а с нами обедал капитан Измайлов, к которому, однако ж, его высочество выходил после обеда. В этот день были казнены два делателя фальшивой монеты; им влили в горло растопленное олово и потом навязали их на колеса. Один из них, которому олово прожгло насквозь шею, был на следующий день еще жив; а другой, будучи на колесе, поставленном над землею немного выше человеческого роста, хватал еще рукою монету, привешенную снизу к этому колесу. Нам, иностранцам, это кажется невероятным; между тем такие примеры жесткости в простом русском народе вовсе не редки. В этот же день было объявлено, чтобы жители города к воскресенью опять расставили на улицах, на обыкновенном расстоянии, фонари и зеленые деревья. <…>