Пес и его поводырь

И если бы Саша сейчас встал и дотронулся до его тела, то пришел бы в ужас недоумения. Не было его сейчас в келье. Он был в другом месте и в другом времени.

…Хотелось дождя. Но погоды выдались на редкость предпочтительные. Хоть бы какое-то подобие тумана или мороси. Он прошел пешком через половину города, остановился, посмотрел в небо, вздохнул тяжело и неприятно и на троллейбусе отправился назад. Это был один из первых троллейбусов со всем набором пассажиров — девица с ночной прогулки, с сумочкой, платье в горошек, и блудом, сочащимся из слипающихся глаз. Мужики какие-то невнятные и дядя в хорошем костюме. Куда и зачем едут — неведомо. То ли домой, то ли из дому.

Менялось все и едва ли не с точностью до наоборот.

Не было уже в миру оппонентов, кроме того, постыдного папуаса. Остались ошибки. Остаток жизни прорисовывался криво и незамысловато. Та командировка стала последней, рубежной. Он вернулся, сделал свое дело, и уйти бы. А он, не заметив ухмылки на роже своего вечного спутника, ввязался тогда в целую гражданскую войну, по собственным правилам, без стратегии и тактики. Авось, кривая вывезет. Он же не просил возвращать себя с того самого света, с лугов и из садов, оттуда, где предварительный суд уже свершился, а на главном у него и шансов-то никаких…

А потом пошли инсценировки Черной Рожи и кого-то другого, присутствие которого он стал ощущать в последнее время. То дуновение воздуха, то шелест крыл. Пса словно раздирали надвое, вернее, тянули наверх, не очень считаясь с тем, что к ногам его была намертво пригвождена основательная чугунная чушка.

Потом он вернулся в келью и проснулся от звука била. Звали в храм…

ПОСЛУШАНИЕ

Лук удался на славу. У Пса в руках тяпка и у Саши. Тяпки не такие, как на необозримых просторах русских огородов, — неудобные для размашистой национальной работы. Ручка толстая, длины неправильной. Самопал. Сделано в Греции. Поле луковое весьма обширно, навыки прополки у Саши есть, но какие-то странные. У Пса отсутствуют начисто, но он учится всему споро. Послушание это получили они утром. Подошел молодой отец, спросил, какие планы, на экскурсию собрались или можно поработать. Конечно, на огород лучше. Можно и другое что. Но сегодня огород. С ними еще румын. По-русски ни уха, ни рыла. Стоит со своей тяпкой, оглядывает окрестности.

Земля здесь, опять же, худая. Суглинок какой-то. Солнца много, море рядом. Только зимой ветра уносят тонкий слой наработанного грунта. Огород длинный, овощи всё, еще дальше — бахчишка, а вот и земляника. Но тяпать-то нужно.

— А что, брат Александр, не хотелось бы тебе тут остаться?

— На огороде?

— В монастыре. Молись себе, спи, тяпай. От грехов разгрузишься.

Саша задумывается, нечаянно срезает стрелку лука, оглянувшись, ставит ее на место, присыпает землей. По тропе, на краю огорода проходят значительные с вида отцы, кивают в сторону лукового поля, к ним бежит хозяин огорода, что-то объясняет, вынимает из кармана рясы бумажку какую-то, отдает, и потом опять тишина и покой.

— Ты пить хочешь? — спрашивает Пес.

— Нет.

— А я выпью.