– В Хадрументуме. Изображает из себя мраморную статую героя: дал обет Юпитеру Громовержцу, что не увидит тебя и не заговорит с собой.
– Вот идиот! – усмехнулся Марий. – Ты получил мои письма о капите цензи и о новых легионах?
– Конечно. Авл Манлий, прибыв сюда, прожужжал мне все уши. План блестящий, Гай Марий, – сказал Руф безрадостно.
Марий взглянул на него с удивлением.
– Да-да, дружище. Они заставят тебя поплатиться за смелость. Ох, как ты поплатишься!…
– Ну, нет. Я поставил их на место, как и хотел. И, клянусь всеми богами, им уже не оправиться – до самой моей смерти! Я собираюсь смешать сенаторов с пылью, Публий Рутилий.
– Ничего у тебя не выйдет. Кончится тем, что Сенат смешает с пылью тебя.
– Никогда!
Переубедить друга Публий Рутилий не смог.
Утика выглядела великолепно. Оштукатуренные дома, отмытые зимними дождями, цветущие деревья, пестро одетые люди. От небольших площадей расходились уютные улочки, тенистые, чистые. Как и во всех римских, греческих, ионических и пунических городах, здесь была отличная система сточных канав и водопроводов, имелись общественные бани. Вода в город поступала по акведукам, живописно перекинувшимся через горы.
– А ты, Публий Рутилий? Чем ты предполагаешь заняться? – спросил Марий, когда они расположились в кабинете наместника, забавляясь тем, как бывшие приспешники Метелла пресмыкались теперь перед новым командующим. – Не хотел бы ты остаться в качестве моего легата? Высшего поста я Авлу Манлию не предлагал…
Рутилий тряхнул головой.
– Нет, Гай Марий. Поеду домой. Хватит с меня Африки. Откровенно говоря, мне вовсе не хочется видеть Югурту в цепях. А теперь, когда за дело взялся ты, развязка близка… Нет, я соскучился по Риму. Хочу навестить друзей. Хочу вернуться к своим рукописям.
– А если когда-нибудь в будущем я попрошу тебя занять рядом со мной пост консула?
– Опять что-то затеваешь?
– Мне напророчили, Публий Рутилий, что я буду консулом не меньше семи раз.
Может, другой и рассмеялся бы. Но Публий слишком хорошо знал своего друга.
– Заманчивые перспективы обещаны тебе… В способностях твоих я не сомневаюсь. Хотел бы я разделить с тобой твою славу? Конечно же. Сочту это даже обязанностью – чтобы возвысить свой род. Только, когда понадоблюсь, предупреди меня, Гай Марий, загодя. Скажем, за год.
– Так и сделаю.
Юлилла родила в июне – слабую семимесячную девочку. А в конце квинтилия сестра ее, Юлия, произвела на свет крупного, здорового братца для маленького Мария.
Недоношенная малышка Юлиллы выжила, а младшенький Юлии умер, когда секстилий обрушил на холмы Рима нескончаемые дожди, и вспыхнула эпидемия лихорадки.
– Девочка – это хорошо, – сказал Сулла жена. – Но прежде, чем я отправлюсь в Африку, ты должна снова понести. И на этот раз у нас будет мальчик.
Разочарованная рождением дочки, Юлилла с энтузиазмом взялась за дело.
– В конце концов, у нас уже есть невеста, – сказала она сестре осенью, после смерти второго сына Юлии, зная, что вновь беременна. – Надеюсь, второй будет мальчиком.
Убитая горем, Юлия не могла понять сестру. Марция говорила, что замужество сильно испортило Юлиллу. Возможно, мать судила слишком строго. Но взаимопонимание между сестрами действительно было утрачено. Оставалось удивляться, что росла рядом с той, которая кажется теперь совершенно чужой женщиной.
Юлиллу никогда нельзя было назвать некрасивой. Ее красили сказочно-медные волосы, грация, веселый нрав. Теперь же вокруг глаз ее появились круги, глубокие морщины легли у крыльев носа, уголки рта горестно опустились. Она выглядела уставшей, измученной, неспокойной. Жалобные интонации слышались в ее голосе. Поймав себя на этом, она тут же раздражалась.
– Вино у тебя есть? – неожиданно спросила Юлилла.
Юлия посмотрела на нее удивленно. Как можно пить в ее положении! В кругу Юлиев это считалось нетерпимым. Возмутительно – слышать от собственной двадцатилетней сестры вопрос о вине, да еще с утра пораньше!
– Конечно, вино у меня есть, – ответила Юлия.
– Я бы непрочь выпить.
Юлилла знала, что терять ей нечего. Любовь семьи она уже потеряла. Все, все против нее! И Юлия, жена консула, внезапно ставшая одной из самых уважаемых римских матрон. Ни одного неверного шага не сделала Юлия в жизни. Гордая своим положением, влюбленная в своего дорогого Гая Мария и любимая им, образцовая жена, образцовая мать… Противно!
– Ты всегда пьешь по утрам? – как можно более равнодушно осведомилась Юлия.
– Ну, Сулла пьет, нужна же ему компания.
– Сулла? Ты называешь его этим прозвищем? Юлилла улыбнулась:
– Юлия, как ты старомодна! Конечно, называю. Мы, знаешь ли, не в Сенате живем. Все в нашем кругу пользуются прозвищами. Это же нормально. Да и Сулле нравится, когда я так его называю. Он говорит, что, когда к нему обращаются – Луций Корнелий – он чувствует себя столетним стариком.
– Наверное, я действительно старомодна, – сказала Юлия без упрека. Внезапная улыбка сделала ее моложе и красивее сестры. – Впрочем, мне простительно: ведь у Гая Мария нет прозвища!
Принесли вино. Юлилла плеснула в бокал, проигнорировав воду.