Читаем Первый человек в Риме полностью

Десятого декабря вновь избранные народные трибуны приступили к своим обязанностям. Но двое из них, Сатурнин и Эквиций, были заперты в Сенате. И все беспокоились, что толпа появится опять, ибо казалось, что больше всего чернь интересуют дела народных трибунов.

Марий не разрешил своей маленькой армии ходить на Форум с мечами. Порциеву базилику он приказал закрыть для торговцев и банкиров и использовать только как хранилище для оружия и доспехов. На ее первом этаже, там, где располагалось здание Сената, находились помещения Коллегии народных трибунов. Именно здесь восемь трибунов, не принимавшие участия в мятеже Сатурнина, должны были собраться на рассвете и как можно быстрее провести первое собрание Народного собрания. Отсутствие двух трибунов приказано было игнорировать.

Рассвет еще не наступил, и Форум был пуст. Цепион Младший и Метелл Пий Поросенок со своим отрядом двигались к зданию Сената. Им пришлось сделать большой крюк, чтобы охрана не заметила их. Когда они окружили курию, то обнаружили, что поблизости больше никого нет.

Они принесли с собой длинные лестницы, которые приставили сейчас к обеим сторонам здания. Лестницы как раз доставали до древних веерообразных черепиц карниза, поросших лишайником и очень ломких.

— Помните, — обратился Цепион к своему отряду, — не пользоваться мечом, так сказал Луций Корнелий. Мы должны неукоснительно выполнять приказы Гая Мария. Никакого оружия.

Один за другим они взбирались по лестницам, и вот уже все пятьдесят человек расположились на краю невысокой крыши, где, как выяснилось, можно было удобно устроиться. И там, в темноте, они ждали, пока бледный сизо-серый свет на востоке не сменился ярко-золотым. Первые лучи солнца робко показались из-за Эсквилинского холма и осветили крышу Сената. Внизу начали уже появляться люди, но приставные лестницы были тоже подняты на крышу курии, и никто не заметил ничего подозрительного, потому что никому и в голову не пришло посмотреть наверх. — Начали! — крикнул Цепион.

Быстро — Луций Корнелий предупредил их, что времени будет очень мало, — они начали вынимать черепицу из дубовых рам между массивными кедровыми балками. В помещение, открывшееся внизу, хлынул свет. Пятнадцать бледных лиц, скорее удивленных, нежели испуганных, уставились наверх. А каждый на крыше, поспешно собрав возле себя кучу черепицы, принялся метать обломки в пролом — прямо в эти лица. Сатурнин и Луций Эквиций упали сразу. Некоторые узники спохватились и попытались укрыться в дальних углах зала. Но молодые люди на крыше чрезвычайно быстро наловчились попадать точно в цель. В зале не имелось никакой мебели. Обычно посетители захватывали с собой стулья, а служащие Сената приносили пару столов из Сенатских зданий, расположенных совсем близко, на Аргилете. Поэтому узникам нечем было защищаться от падающих обломков. Битая черепица — тяжелые осколки с очень острыми краями — оказалась куда более эффективным оружием, чем предполагал Сулла.

К тому времени, как Марий и его легаты, в том числе и Сулла, явились туда, все уже было закончено. Молодые люди спустились по лестницам на землю и стояли совершенно спокойно. Никто из них и не собирался убегать.

— Должен ли я арестовать их? — спросил Сулла Мария.

Марий вздрогнул — вопрос вырвал его из глубоких раздумий.

— Нет! — сказал он. — Пусть остаются на месте. — И взглянул на Суллу с немым вопросом в глазах. Сулла еле заметно подмигнул — ответ был получен.

— Откройте двери, — приказал Марий ликторам.

Лучи раннего солнца, пронзая медленно оседающую пыль, озаряли разбросанные по всему полу осколки покрытой лишайником черепицы. Поверхность сколов была ржаво-красной — почти цвета крови. В разных позах, полузасыпанные обломками, застыли пятнадцать тел.

— Только ты, принцепс Сената, и я. Больше никто, — распорядился Марий.

Вместе они вошли в зал, вместе переходили от одного тела к другому в поисках живых. В Сатурнина попали так точно, что он даже не попытался защититься. Он весь был покрыт черепичным крошевом, а когда лицо обмахнули от обломков, то Сатурнин уставился невидящими глазами в пролом в крыше — на небо. Его черные ресницы слиплись от красноватой пыли. Скавр наклонился, чтобы закрыть ему глаза, и брезгливо поморщился: так много мусора лежало на высохших глазных яблоках, что веки отказывались опускаться. Луцию Эквицию досталось больше всех. На нем не осталось ни одного живого места. Марию и Скавру потребовалось немало времени, чтобы раскидать все обломки и освободить его. Сауфей убежал в угол и умер там от черепка, который, видимо, отскочил от пола и, как толстый наконечник длинного римского копья, впился жертве в шею. Голова была почти отрезана. А в Тита Лабиена попал длинный конец цельной черепицы — вонзился прямо в поясницу и рассек по позвоночнику почти до самого низа.

Марий и Скавр коротко посовещались между собой.

— И как мне поступить с этими молодыми болванами? — спросил Марий.

— А что ты можешь с ними сделать?

Правая половина верхней губы Мария поднялась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза