Первый человек в Риме

Марий и Сулла поняли, что хотел сказать Скавр. Скавра тревожила не толпа на Форуме. Его забота — наиболее импульсивные и рассерженные члены Сената. Теперь, когда все было кончено, их ярость только возросла. Озлобление их перешло со сторонников Сатурнина на него самого. Особенно они ополчились на Луция Эквиция. Молодые сенаторы и те аристократы, кто был слишком молод, чтобы стать сенатором, стояли группой на краю комиций с Цепионом и Поросенком во главе, глядя голодными глазами на Сатурнина и его приспешников, стоявших на ростре.

— Будет еще хуже, когда Главция сдастся и присоединится к ним, — задумчиво сказал Марий.

— Ну какой сброд! — брезгливо промолвил Скавр. — А я еще надеялся, что хоть кто-то из них сделает то, что положено в таких случаях, и покончит с собой! Даже у моего трусливого сынка хватило ума и воли!

— Согласен, — кивнул Марий. — Однако сейчас мы имеем пятнадцать человек — шестнадцать, когда выйдет Главция, — которых надо судить за измену, и нескольких донельзя возмущенных юных аристократов, которые очень напоминают мне стаю волков, следящих за оленьим стадом.

— Их надо где-то продержать, хотя бы несколько дней, — предложил Скавр. — Только где? Ради Рима, мы ведь не можем допустить самосуда.

— А почему, собственно, нет? — спросил Сулла, внося свою первую лепту в дискуссию.

— Волнения, Луций Корнелий. Мы избежали кровопролития на Форуме, но толпа обязательно придет, чтобы посмотреть, как этих политиков, стоящих сегодня на ростре, будут судить за измену. Сегодня чернь развлекалась, глядя на казнь людей, которые не имеют для нее никакого значения. Но кто даст гарантию, что простолюдины не взбунтуются, когда мы осудим Луция Эквиция, например? — спокойно спросил Марий. — Ситуация очень трудная.

— Почему они не могли заколоться! — раздраженно спросил Скавр. — От стольких неприятностей они избавили бы нас! Самоубийство — признание вины, никакого суда, никакого душителя в Туллиановой тюрьме, — жаль, что мы не имеем права бросать их с Тарпейской скалы!

Сулла стоял, внимательно слушая, но глаза его задумчиво устремлялись на Цепиона и Метелла. Однако он ничего не сказал.

— Ну, о суде мы будем думать, когда настанет время, — сказал Марий. — Пока что требуется найти для арестованных надежное место, где они будут в безопасности.

— Темницы Лаутумии исключаются, — сразу же ответил Скавр. — Если по какой-то причине — или по чьему-либо подстрекательству — толпа решит освободить заключенных, эти камеры не выдержат натиска, даже если у каждой камеры поставить по ликтору. Я не о Сатурнине забочусь, а об этом ничтожестве Эквиции. Достаточно, чтобы хоть одна глупая женщина заплакала и стала причитать, что, дескать, сынок Тиберия Гракха умрет, — и у нас возникнут неприятности. А посмотрите на нашу молодежь! У них просто слюнки текут. Они-то не прочь своими руками растерзать Сатурнина.

— Тогда я предлагаю запереть их в здании Сената! — весело предложил Марий.

Скавр был ошеломлен:

— Мы не можем этого сделать, Гай Марий!

— Почему?

— Запереть изменников в Сенате? Это… это… это все равно как предложить нашим древним богам дерьмо в качестве жертвы!

— Они уже осквернили храм Юпитера Величайшего. Во всяком случае, все связанное с государственной религией, придется теперь очищать. В курии нет окон, там самые крепкие в Риме двери. Есть альтернатива — некоторым из нас держать их в своем доме. Хочешь себе Сатурнина? Возьми его, а я возьму Эквиция. Я думаю, Квинт Лутаций должен взять Главцию, — с кривой усмешкой заключил Марий.

— А что, Сенат — отличная идея, — поддержал Мария Сулла, продолжая смотреть на Цепиона и Метелла.

Скавр, принцепс Сената, зарычал — не на Мария или Суллу, а на обстоятельства. Потом он решительно кивнул:

— Ты прав, Гай Марий. Боюсь, что это должно быть здание Сената.

— Хорошо! — Марий хлопнул Суллу по плечу в знак того, что пора трогаться в путь, и добавил, усмехнувшись: — Я займусь деталями, Марк Эмилий, а ты объясни твоим коллегам «добрячкам», почему следует почтенное здание Сената использовать в качестве тюрьмы.

— Ну, спасибо тебе! — язвительно сказал Скавр.

— Не стоит.

Когда их уже нельзя было подслушать, Марий с любопытством взглянул на Суллу:

— Что ты задумал?

— Не уверен, что хочу поделиться с тобой.

— Пожалуйста, будь осторожен. Мне не хотелось бы, чтобы тебя судили за измену.

— Я буду осторожен, Гай Марий.

Сатурнин и его приспешники сдались на восьмой день декабря, а на девятый день Гай Марий вновь созвал Центуриатное собрание и выслушал заявления от кандидатов на должность курульных магистратов.

Луций Корнелий Сулла не потрудился пойти на септу. Он был занят другими делами. Например, вел длинные беседы с Цепионом Младшим и Метеллом Поросенком. Еще умудрился навестить Аврелию, хотя от Публия Рутилия Руфа знал, что она в безопасности и что Луций Декумий не пустил своих людей на Форум.