Первый человек в Риме

Но эти возбужденные простолюдины не посмели тронуть Гая Мария, когда он проходил среди них, направляясь домой после того памятного собрания. Никто не бросил в сторону старшего консула недоброго взгляда. Как и братья Гракхи, он был героем. Встречались и такие, кто смотрел на его перекошенное лицо и плакал при этом. Были и те, которые раньше никогда его не видели и думали, что всегда он был с таким лицом. Эти восхищались им еще больше. Но никто не пытался дотронуться до него, все расступались, чтобы дать ему дорогу. И он гордо, но в то же время застенчиво шел, мысленно протягивая к ним руки. Общение без слов. Он чувствовал тепло их любви. А Сатурнин наблюдал это с ростры и удивлялся.

— Толпа — удивительное явление, не правда ли? — спросил Сулла Мария в тот вечер. Они ужинали в компании Публия Рутилия Руфа и Юлии.

— Знак времени, — сказал Рутилий.

— Знак того, что мы не оправдали их ожиданий, — хмурясь, поправил Марий. — Рим нуждается в отдыхе. Со времен Гая Гракха у нас все время серьезные неприятности: Югурта, германцы, скордиски, недовольство италийцев, восстания рабов, пираты, нехватка зерна — список бесконечный. Нам нужна передышка. Немного времени, чтобы позаботиться в первую очередь о Риме, а не о себе. Надеюсь, мы получим эту передышку. Во всяком случае, как только ситуация с зерном улучшится.

— У меня известие от Аврелии, — сообщил Сулла. Марий, Юлия и Рутилий Руф повернулись, глядя на него с любопытством.

— Ты видишься с ней, Луций Корнелий? — строго осведомился бдительный дядя.

— Нечего кудахтать, Публий Рутилий, нет необходимости! Да, я вижусь с ней время от времени. Она живет в Субуре, а это и мой мир тоже, — спокойно пояснил он. — У меня еще сохранились там друзья, которых я навещаю, а Аврелия живет по пути.

— О боги! Мне давно следовало пригласить ее на обед! — воскликнула Юлия. Стоило ей подумать о своей невнимательности, как она по-настоящему огорчилась. — Почему я все время о ней забываю?

— Она понимает, — сказал Сулла. — Не думайте дурного. Ей нравится ее мир. Но она также интересуется тем, что делается на Форуме, и я ей рассказываю. Ты ее дядя, Публий Рутилий. Ты хочешь избавить ее от всех неприятностей. А я рассказываю ей обо всем. Она поразительно умна.

— Так о чем твое известие? — напомнил Марий, отпивая воду маленькими глотками.

— Она передает слова своего друга Луция Декумия, странного маленького человечка, смотрителя общины перекрестка. Слова примерно следующие: «Если вы думаете, что на Форуме были толпы народа, то еще ничего не видели. В день выборов в трибуны море лиц станет океаном».

Луций Декумий оказался прав. С восходом солнца Гай Марий и Луций Корнелий Сулла поднялись на вершину Капитолия и остановились там, облокотившись о низкий парапет, ограждающий вершину утеса. Они смотрели на раскинувшийся внизу Форум. Перед ними был настоящий океан людей, разлившийся от Капитолийского холма до высоты Велия. Люди держались спокойно, но были мрачны, хотя никому не угрожали. Зрелище поистине захватывающее.

— Почему? — спросил Марий.

— Если верить Луцию Декумию, они пришли, чтобы мы почувствовали их присутствие. В комиции будут проходить выборы новых народных трибунов, а они слышали, что Сатурнин выставил свою кандидатуру, и думают, что в нем — их надежда. Голод только начался, Гай Марий. А они не хотят голода, — объяснил Сулла ровным голосом.

— Но они могут повлиять на результаты выборов в трибах не больше, чем на выборы в центуриях. Почти все они принадлежат к четырем трибам города.

— Правильно. И будет немного выборщиков от тридцати одной сельской трибы помимо тех, кто живет в Риме. Сегодня нет праздника, который мог бы привлечь сельских выборщиков. Поэтому голосовать будет лишь та горстка внизу. Они это знают. Они здесь не для того, чтобы голосовать. Они здесь для того, чтобы мы знали: они — здесь.

— Идея Сатурнина? — спросил Марий.

— Нет. Его толпа — та, которую ты видел первого декабря и потом ежедневно. Я называю их засранцами. Они — просто сброд. Обитатели общин перекрестков, бывшие гладиаторы, воры, недовольные, легковерные владельцы лавочек, которым грозит разорение, вольноотпущенники, которым надоело пресмыкаться перед бывшими хозяевами. Многие думают, что им перепадет пара денариев, если Луций Апулей опять станет народным трибуном.

— Нет, они гораздо серьезнее, — возразил Марий. — Они будут верны первому, кто встанет на ростру и начнет относиться к ним серьезно. — Он переступил на левую ногу. — Но эти люди там, внизу, — они не принадлежат Луцию Апулею Сатурнину. Они никому не принадлежат. О боги! На поле боя под Верцеллами я не видел столько кимбров, сколько вижу здесь римлян! А у меня нет армии. Все, что я имею, — это тога с пурпуром. Вот что по-настоящему отрезвляет!

— Действительно, — согласился Сулла.