Читаем Первый человек в Риме полностью

На совет, который Марий созвал после битвы, Катул Цезарь явился готовый к новой войне, но другого рода. И… нашел Мария смягчившимся, любезным, готовым исполнить любую его просьбу.

— Дорогой мой, конечно, ты получишь свою долю триумфа! — сказал Марий, хлопнув его по спине. — Забирай две трети добычи! В конце концов, мои люди уже получили свое после Акв Сестиевых, а я вдобавок раздал им деньги от продажи пленных. Поэтому они закончили кампанию богаче твоих людей — разве что ты тоже отдашь им свою выручку за рабов… Нет? Ну, это же понятно, дорогой мой Квинт Лутаций! — сказал Марий, сунув ему в руки блюдо с едой. — Дорогой мой, я и не думал приписывать себе всю заслугу! Зачем? Ведь твои солдаты боролись так же умело и с таким же энтузиазмом! — сказал Марий, забирая у него блюдо с едой и заменив его бокалом с вином. — Садись, садись! Сегодня великий день! Я не смогу уснуть!

— Бойорикс мертв, — удовлетворенно улыбался Сулла. — Все закончилось, Гай Марий. Определенно закончилось.

— А что твоя женщина с ребенком, Квинт Серторий? — спросил Марий.

— В безопасности.

— Хорошо. Хорошо! — Марий оглядел всех присутствующих в командирской палатке. Казалось, даже его брови ликовали. — И кто хочет доставить известие в Рим? — спросил он.

Ответили десятка два голосов. Еще больше промолчали, но лица говорили красноречивее слов. Марий оглядел всех по очереди, и, конечно же, его взгляд остановился на том, кого он выбрал уже давно.

— Гай Юлий, ты выполнишь это поручение. Ты — мой квестор, но у меня есть большие основания послать именно тебя. Ты — часть нас, высшего командования. Мы должны остаться в Италийской Галлии, пока все не уляжется. Но ты к тому же шурин Луция Корнелия и мой. В наших детях течет и твоя кровь. А Квинт Лутаций — один из Юлиев Цезарей по рождению. Так что очень хорошо, что один из Юлиев Цезарей доставит в Рим весть о победе. — Он повернулся к присутствующим. — Это справедливо? — спросил он.

— Справедливо! — ответили все хором.

* * *

— Какой чудесный способ войти в Сенат! — сказала Аврелия, не в силах отвести глаз от лица Цезаря. Как он загорел, совсем стал мужчиной. — Теперь я рада, что цензоры не приняли тебя до службы у Гая Мария.

Он все еще находился в приподнятом настроении, все еще переживал те славные мгновения, когда Сенат воспринял известие. Письмо Мария — из рук в руки, от Цезаря к принцепсу… Угрозы германцев больше не существует! Аплодисменты, крики… Сенаторы танцевали, сенаторы плакали. И Гай Сервилий Главция, глава Коллегии народных трибунов, побежал, подхватив свою тогу, из курии к Форуму — чтобы с трибуны возвестить о победе. Такие заслуженные сенаторы, как Метелл Нумидийский и Великий Понтифик Агенобарб, торжественно обменялись рукопожатием, стараясь все-таки сохранить величественный вид.

— Это знамение, — сказал Цезарь своей жене, глядя на нее с дурманящим голову восхищением. Как она красива! Четырехлетнее проживание в Субуре на ней нисколько не отразилось. Она там была домовладелицей и сдавала в аренду квартиры в своем многоэтажном доме-инсуле.

— Когда-нибудь ты будешь консулом, — произнесла она уверенно. — Всякий раз, когда они будут вспоминать о нашей победе при Верцеллах, они вспомнят и о том, что это ты доставил известие в Рим.

— Нет, — возразил он, оставаясь справедливым. — Они сразу подумают о Гае Марии.

— И о тебе, — настаивала любящая жена. — Это твое лицо они увидели, это ты был его квестором.

Он вздохнул, устроился поудобнее на обеденном ложе и похлопал по пустующему месту возле себя.

— Иди сюда, — позвал он.

Сидя, как и полагается женщине, на стуле с высокой спинкой, Аврелия посмотрела на дверь столовой.

— Гай Юлий! — укоризненно воскликнула она.

— Да мы ведь одни, дорогая моя жена, и я не такой уж сторонник строгих правил. Не хочу, чтобы в первый же вечер моего пребывания дома нас разделял этот стол. — Он опять похлопал по ложу. — Иди, женщина! И немедленно!

Когда они поселились в Субуре, то сразу привлекли всеобщее внимание. Молодые супруги были любопытны решительно всем, кто жил на соседних улицах. Аристократы-домовладельцы — явление нередкое; но аристократы-домовладельцы в тех местах не жили. Гай Юлий Цезарь и его жена оказались редкими птичками и поэтому вызвали пристальный интерес. Несмотря на громадную территорию, Субура оставалась по сути дела многолюдной деревней, где обожали сплетни. Как говорится, хлебом не корми, только дай новую сенсацию.

Все предсказывали, что молодая пара проживет в Субуре недолго. Субура, этот ревностный нивелировщик притязаний и гордости, скоро разоблачит этих людей с Палатина. Какие истерики начнет закатывать эта госпожа! Как высокомерен и вспыльчив сделается господин! Ха, ха!.. Именно так всегда и бывало в Субуре. И соседи пребывали в веселом ожидании.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза