Первый человек в Риме

— А если он разделит участь многих непутевых мальчишек его возраста? Если попадется в сети потаскушки или старухи-соблазнительницы?

— Тогда пусть женится на ней. Разве не этого он желал для себя? Однако не думаю, чтобы Гай оказался столь опрометчив. У него имеется голова на плечах.

— И уж конечно свадебный обряд состоится по патрицианскому обычаю confarreatio?

— Да.

— Боги! Боги!

— Моя старшая дочь Юлия также отличается здравым смыслом и светлым умом, — продолжал Цезарь. — Она оплатила членство в библиотеке Фанния. Я и сам намеревался сделать это, но уступил ей, поскольку не так уж важно, кто из членов семьи получит доступ в библиотеку. А вот малышка Юлилла, к сожалению, начисто лишена мудрости. Она подобна яркой бабочке, для которой ум лишь помеха. Такие, как она, — тут Цезарь-отец мягко улыбнулся, — освещают нашу жизнь. Я бы, наверное, ненавидел этот мир, не будь он украшен такими вот пышными цветами. Мы проявили легкомыслие, породив на свет четверых детей, но во искупление нашей вины последней прилетела эта девочка…

— Что же она попросила для себя?

— То, что мы и предполагали. Сласти и наряды.

— А как же ты, лишенный членства в библиотеке?

— Я пожелал обеспечить себя лучшим маслом и фитилями, а затем мы заключили с Юлией небольшую сделку. Я пользуюсь книгами, которые она приносит, а она — моими светильниками.

Марию все больше и больше нравился человек, ведущий такую простую и счастливую жизнь. Окруженный домочадцами, детьми и женой, он не упускал возможности развиваться сам и поощрять детей в их стремлении к индивидуальности. Он не ошибался, предоставляя своим отпрыскам такую большую свободу. И Гай Марий был уверен, что молодой Цезарь не подберет себе жену на помойке Субуры.

Гай Марий откашлялся:

— Благодарю за столь чудесный вечер, Гай Юлий. Кажется, настала минута, когда ты готов раскрыть свою тайну. Пора объяснить, ради чего мы оставались трезвыми, не так ли?

— Если ты не возражаешь, я отошлю слуг. Вино мы сможем налить себе и сами. Самое время немного расслабиться — чтобы не возникло чувство неловкости.

Щепетильность Цезаря удивила Гая Мария, привыкшего к тому, что римлян не смущают взгляды рабов. Господа обычно неплохо относились к своим людям, но при этом считали, что раб — нечто неодушевленное, вещь, предмет обстановки. А посему любой приватный разговор могли вести при рабах, не обращая внимания на их присутствие. В Риме так было заведено; Марий же с этим смириться не мог. Его отец, как и Цезарь, твердо придерживался мнения, что при слугах откровенных бесед быть не должно.

— Они слишком много болтают, — сказал Цезарь, когда они остались одни за плотно закрытыми дверями, — а соседи у меня чрезвычайно любопытны. Рим, конечно, город большой, но тотчас превращается в большую деревню, когда что-нибудь доходит до ушей сплетников с Палатина. Марсия рассказывала мне, что некоторые из наших знакомых приплачивают слугам за молчание. Да и вообще… Слуги тоже люди со своими чувствами и мыслями. Не следует искушать их.

— Тебе, Гай Юлий, следовало бы стать консулом, а затем тебя непременно избрали бы цензором.

— Согласен, Гай Марий. Я этого достоин. Но у меня нет денег, чтобы получить место в высшем магистрате.

— Зато у меня есть. Это ведь то, зачем ты меня пригласил? Ради этого я оставался трезвым?

Цезарь посмотрел на него недоуменно:

— Дорогой мой Гай Марий, что ты! Мне уже под шестьдесят, и о карьере я более не помышляю. Нет! Я думаю теперь лишь о своих сыновьях. И об их сыновьях, когда те появятся на свет.

Марий выпрямился, посмотрел в лицо хозяину и плеснул в свой опустевший кубок неразбавленного вина. Выпил одним глотком.

— А, так ради этого сообщения я должен был весь вечер воздерживаться? Да и это ли вино мы с тобой пили?

Цезарь улыбнулся:

— Конечно, нет! Я не слишком богат… Вино, которое мы разбавляли, не высшей марки. Это же я берегу для особых случаев.

— Тогда я в недоумении. — Марий взглянул на Цезаря насупленно, из-под нависших бровей. — Чего же ты, в конце концов, домогаешься, Гай Юлий?

— Помощи. Ты помогаешь мне, а я — тебе.

Цезарь налил превосходного вина и себе.

— И как ты можешь мне помочь?

— Очень просто. Я сделаю тебя членом моей семьи.

— Что?

— Да. Я предлагаю тебе в жены ту из моих дочерей, какую ты предпочтешь.

— В жены?

— Разумеется. Ты женишься.

— Вот это мысль! — Теперь Гай Марий явственно видел перспективы, что крылись за этим предложением. Сделав большой глоток фалернского, он замолчал.